Радист Чарли, обитавший в мансарде «Каза до Сул», перед окнами которой утренний ветер покачивал веерообразные пальмовые ветви, холил свои ногти, когда к нему ворвался Шекспир.

— Быстрей. МИ-пятнадцатому. Очень срочно. Подлинное имя коммерсанта Йонаса — Жан Леблан, точка. Просим указаний.

Чарли зашифровал послание, включил передатчик и начал отбивать морзянку.

Между тем Шекспир устроился перед большим громкоговорителем и нажал на одну из семи клавиш с надписью: «Микрофон библиотеки».

Послышалось шипение и потрескивание. После этого Шекспир прослушал следующий диалог между Томасом и красавицей Эстреллой:

— …но почему я ввергла тебя в опасность, дорогой? Почему?

— Тебе ни в коем случае не следовало сюда приходить!

— Но я чуть было с ума не сошла от заботы и страха — думала, что умру…

— Ты ни в коем случае не должна была называть мое имя!

На узких губах Шекспира появилась улыбка.

— Почему? Почему нельзя?

— Потому что мое имя никто не должен знать!

— Но ты же француз! Друг англичан — союзник…

— Тем не менее. А теперь помолчи…

Послышались шаги.

— …где-нибудь здесь обязательно должна быть одна штучка… Ах, вот же она, под столом.

Из громкоговорителя вылетел резкий свист, ужасный треск, потом все смолкло. Шекспир произнес с восхищением:

— Стреляный воробей. Обнаружил и вырвал микрофон!

Несколько минут спустя он увидел, как радист, порхая пальцами, принимал послание.

— Что, «МИ 15» уже ответил?

Чарли кивнул. Он расшифровывал ответ из Лондона. При этом цвет его здорового юношеского лица изменился. Побледнев, он произнес: «Боже всемогущий!»

— Что такое? — Шекспир выхватил листок из его руки. Он прочитал: «от ми-15 Шекспиру Лиссабон — мнимого жана леблана в действительности зовут томасом ливеном он агент германского абвера — недавно одурачил нас с фальшивыми списками французских секретных агентов — задержите этого человека при любых обстоятельствах — с курьерским самолетом к вам немедленно вылетает специальный агент — выполнять все его указания — конец.»

С отборным ругательством Шекспир швырнул листок на пол и выбежал из мансарды. Перепрыгивая через две ступени, он мчался вниз по лестнице в библиотеку.

Страшная картина представилась ему в холле. Тяжелая входная дверь, как, впрочем, и библиотечная, оказались открытыми. Между ними на прекрасном восточном ковре лицом вниз неподвижно лежал человек. Это был холеный дворецкий.

Шекспир кинулся в библиотеку — пусто. Запах духов все еще витал в воздухе. Шекспир выбежал в парк. В этот момент на улице, взвыв, рвануло с места красное такси. Шекспир побежал обратно в холл. Элегантный дворецкий как раз только что пришел в себя. Он сидел на ковре, стонал и массировал шею.

— Как это случилось?

— Мужчина — мастер джиу-джитсу, сэр. Я увидел его, когда он вместе с дамой выходил из библиотеки. Я преградил ему путь, чтобы задержать. Остальное произошло молниеносно, сэр. Я полетел наземь и потерял сознание…

Телефон звонил и звонил.

Все еще в халате и тапочках, Томас Ливен с разбегу проскользил в спальню Эстреллы. Шофер красного такси и многочисленные прохожие в последние четверть часа немало дивились его странному одеянию, как, впрочем, и служанки Эстреллы, но Томасу Ливену, всю жизнь одевавшемуся подчеркнуто элегантно, было на это наплевать. Сейчас ему было на все наплевать! Он знал: теперь на кону стоит его голова! Он сорвал трубку: «Алло?» И с облегчением улыбнулся, узнав голос. Звонил друг, единственный друг, который у него еще оставался.

— Леблан, это Линднер…

— Слава богу, Линднер, я только что собирался связаться с вами. Вы где?

— В гостинице. Послушайте, Леблан, я уже несколько часов пытаюсь до вас дозвониться.

— Ладно, ладно, понял. У меня тут случилась неприятность, множество накладок… Линднер, вы должны мне помочь… Мне нужно спрятаться до отплытия нашего судна…

— Леблан!

— …нельзя, чтобы меня видели, я…

— Леблан! Дайте мне наконец сказать!

— Прошу вас.

— Наше судно никуда не поплывет.

Томас опустился на кровать консульши, она вошла за ним, в страхе прижимая свой маленький кулачок к открывшемуся от волнения рту. Томас прохрипел:

— Что вы сказали?

— Наше судно не поплывет.

Пот выступил на лбу Томаса Ливена.

— Что случилось?

В голосе венского банкира прорезались истерические нотки:

— Уже несколько дней меня не покидало скверное чувство. Наша судовая компания вела себя очень странно, я молчал, чтобы не расстраивать вас. Сегодня утром я узнал…

— Что узнали?

— Наш корабль захвачен немцами!

Томас закрыл глаза.

— Что, что такое? — дрожа, восклицала бедная консульша.

Томас простонал в трубку:

— А… а другое судно?

— Исключено! Все распродано на месяцы вперед! Не стоит обманывать себя, Леблан, мы прочно застряли в Лиссабоне. Алло, Леблан, вы меня поняли?

— До последнего слова, — сказал Томас Ливен. — Я свяжусь с вами, Линднер. Всего вам хорошего, насколько позволят обстоятельства.

Он повесил трубку и обхватил голову руками. Внезапно он снова ощутил запах хлороформа. Ему опять стало плохо. Все поплыло перед глазами, он почувствовал смертельную усталость.

Что теперь делать?

Он в ловушке. Теперь он уже не мог рассчитывать уйти от них — от немцев, англичан, французов, ото всех, кого он обвел вокруг пальца.

— Жан! Жан! — голос красавицы консульши проникал ему в уши. Он поднял глаза. Она опустилась рядом с ним на колени, дрожа и всхлипывая. — Говори же! Скажи хоть слово! Расскажи своей бедной Эстрелле, что произошло!

Он молча смотрел на нее. Затем его лицо просветлело, голос зазвучал мягко:

— Отпусти прислугу, дорогая.

— Прислугу…

— Хочу остаться с тобой наедине.

— Но обед…

— Сам приготовлю, — сказал Томас Ливен и поднялся, словно боксер, хотя и избитый, но еще далеко не нокаутированный, готовый к очередному раунду. — Сейчас мне нужно все хорошенько обдумать. А самые лучшие мысли мне приходят в голову во время стряпни.

Он готовил венгерское лечо. Погруженный в мысли, он порезал кольцами полфунта лука, осторожно и тихо обработал килограмм зеленого перца, вычистив из него сердцевину.