Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Консульша наблюдала за ним. Она так нервничала, что беспрерывно крутила браслет из массивного золота — чрезвычайно дорогое украшение, усыпанное чистейшей воды бриллиантами. Покачав головой, Эстрелла воскликнула:
— Какое спокойствие, какая невозмутимость! Как ты можешь сейчас думать о еде…
Он сдержанно улыбнулся. Его взгляд упал на широкий браслет, камни на котором поблескивали на свету и переливались белым, голубым, зеленым, желтым и красным. Он порезал перцы на длинные ленты.
— Почему ты молчишь, Жан?
— Потому что размышляю, душа моя.
— Жан, ты мне не хочешь довериться? Не хочешь сказать правду? Почему ты считаешь, что тебе со всех сторон угрожают? Почему ты боишься даже англичан?
Он стал снимать кожицу с помидоров.
— Правда, душа моя, настолько ужасна, что даже тебе я не могу ее доверить.
— О-о! — теперь она крутила свой браслет так быстро, что тот сверкал и словно полыхал огнем. — Но я же хочу помочь тебе, хочу защитить тебя — доверься мне, Жан. Я все для тебя сделаю.
— Все? Действительно все?
— Действительно все, жизнь моя!
Он опустил помидор, который держал в руке. На его лице появилось выражение глубокой нежности и спокойной уверенности.
— Ну хорошо, — дружески заговорил Томас Ливен, — в таком случае после обеда отдохнем часок, а затем ты заявишь на меня.
Стоит ли удивляться, что эти слова произвели ошеломляющее действие. Красавица Эстрелла примолкла. С округлившимися глазами и широко открытым ртом она уставилась на Томаса Ливена.
— Что я должна сделать? Заявить на тебя? Где? Кому?
— В полицию, мое сокровище.
— Но зачем, ради всего святого?
— Потому что я обокрал тебя, дорогая, — ответил Томас Ливен. — Кстати, где у нас тут чесночная колбаса?
9 сентября 1940 года.
Из служебного отчета 17-го отделения полиции Лиссабона:
«15 часов 22 минуты: Звонок из дома 54 по улице Маркес да Фронтейра. Женский голос настоятельно просит защиты от вора. Сержанты Алькантара и Бранко отправлены по адресу на служебной машине.
16.07: Сержанты Алькантара и Бранко возвращаются, с ними:
А) Эстрелла Родригес, римско-католич. вероисповедания, вдова, родилась 27.3.1905, подданная Португалии, консульша Коста-Рики, прож. в доме 45 по улице Маркес да Фронтейра.
Б) Жан Леблан, протестант, холостой, родившийся 2.1.1910, гражданин Франции, банкир, в настоящее время без постоянного места жительства (беженец, португальская транзитная виза).
Эстрелла Родригес по делу заявила следующее: "Я требую арестовать Жана Леблана, который обокрал меня. С Лебланом знакома две недели. Он часто приходил ко мне на виллу. Пять дней назад я обнаружила пропажу золотого браслета тонкой ручной работы (восемнадцать карат, вес 150 граммов, с мелкими и крупными бриллиантами), изготовленного ювелиром Мигуэлем да Фозом, улица Александра Геркулано. Цена около 180 тысяч эскудо. Я обвинила Леблана в краже, и он признался. Я назначила ему крайний срок на сегодня, в 12 часов дня, для возврата моей собственности. Он этого не сделал".
Иностранец Жан Леблан показал следующее: "Браслета я не воровал, а взял его по поручению сеньоры Родригес на продажу. Я давно вернул его ей, поскольку не нашел покупателя".
Вопрос: "Сеньора Родригес говорит, что он у нее пропал. Вы можете его доставить или указать место хранения браслета?"
Ответ: "Нет, так как сеньора Родригес спрятала его, чтобы подставить меня. Она хочет, чтобы меня арестовали".
Вопрос: "Почему?"
Ответ: "Ревность".
Примечание. В ходе допроса иностранец Леблан произвел впечатление скрытного, бессовестного и наглого типа, вел себя вызывающе. Время от времени позволял себе угрожающие намеки. Он оскорбил женское достоинство обвинительницы и неподобающе выражался по адресу комиссара, проводившего допрос. Под конец разыграл из себя безумца, хохотал, нес чушь и распевал французские сатирические куплеты.
Сержанты Алькантара и Бранко заявили: "При аресте иностранец оказал сопротивление. Пришлось надеть на него наручники. При отъезде мы установили, что на улице перед виллой околачивается множество подозрительных субъектов, внимательно наблюдавших за каждым нашим действием".
Примечание. Не исключено, что иностранец Леблан поддерживает контакты с уголовным миром Лиссабона. Он арестован и на ночь помещен в участковую тюрьму. На следующее утро он будет препровожден в полицай-президиум на машине для перевозки заключенных и передан в распоряжение отдела краж».
Было уже без малого шесть часов вечера, когда красивая, но не отягощенная излишней интеллигентностью консульша и германофоб Эстрелла Родригес, в равной степени утомленная и возбужденная, возвращалась на улицу Маркес да Фронтейра. Она ехала на такси.
Тяжело вздыхая, с лихорадочно блестевшими глазами и ярко-красными пятнами на щеках, она располагалась на заднем сиденье. Все сработало так, как желал и предвидел Жан. Но, Бог ты мой, в какие ситуации я попадаю из-за этого необузданного, чудесного, загадочного человека…
Они посадили его. В тюрьме он в безопасности от своих преследователей. Но вот почему его преследуют? Он мне не открыл, он поцеловал меня и попросил довериться ему.
Ах, а что мне еще остается? Я ведь так люблю его! Он мужественный француз. Одному Всевышнему известно, с какой секретной миссией он здесь находится! Да, я хочу доверять ему и сделаю все, что он мне поручил: я должна оставить золотой браслет спрятанным в подвале; каждый день ездить в порт и пытаться приобрести ему билет на корабль и ни с кем не говорить о нем. Если мне удастся достать билет в Южную Америку, тогда я поспешу к следователю, предъявлю браслет, заявлю, что я сама случайно не туда его положила и заберу свое заявление…. Ах, какими ужасными будут без него дни и ночи, без Жана, моего милого возлюбленного!
Такси остановилось. Консульша вышла и расплатилась с шофером. Как только она устремилась к входу на свой участок, из-за пальмы выступил бледный озабоченный мужчина, одетый в поношенный костюм цвета перца с солью. Этот человек приподнял перед Эстреллой свою старую шляпу и заговорил на ломаном португальском:
— Сеньора Родригес, вынужден просить вас срочно переговорить со мной.
— Нет, нет, — отмахнулась высокомерная консульша.
— Да, да, — возразил он, следуя по пятам и понизив голос, — речь идет о Жане Леблане.
— Кто вы?
— Меня зовут Уолтер Леви, я из Лондона, — правдой было лишь то, что он прилетел из Лондона час назад. Но звали его не Уолтер Леви, а Питер Лавджой, тот самый, посланный шефом «Ми 15», для того чтобы покончить наконец с этим окаянным Томасом Ливеном…