Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Э-э… да.
— Я сразу так и подумал! У меня глаз наметан. Безошибочное знание человека! Вив ля Франс, мсье!
— Благодарю, мистер Шекспир.
— Мсье Йонас, как вас зовут на самом деле?
«Если я скажу тебе, то никогда не попаду на свой корабль», — подумал Томас, и потому ответил так:
— Мне очень жаль, но мое положение очень серьезное. Вынужден не разглашать свое имя.
— Мсье, заверяю своей честью, что мы в любое время доставим вас в Лондон, если вы заявите о готовности работать на мою страну. Гарантирую. Мы вас вырвали из когтей нацистов, не забывайте этого!
«Что за жизнь», — думал Томас. И сказал:
— У меня уже сил нет, мистер Шекспир. Я — я больше не могу. Прежде чем принять какое-то решение, мне необходимо выспаться.
— Абсолютно ясно, мсье. Комната для вас приготовлена. Чувствуйте себя моим гостем.
Полчаса спустя Томас Ливен лежал в удобной мягкой постели в тихой уютной комнате. Солнце взошло, из парка доносилось пение птиц. Золотые световые полосы проникали через зарешеченные окна. Дверь снаружи была заперта. «Хваленое английское гостеприимство, — подумал Томас Ливен. Воистину во всем мире с ним ничто не сравнится…»
«Внимание, передаем точное время: с ударом гонга в Лиссабоне ровно восемь часов. Доброе утро, дамы и господа. Вы слушаете второй утренний выпуск новостей радио Лиссабона. Лондон: и в минувшую ночь крупные авиасоединения германской люфтваффе продолжили массированные налеты на британскую столицу…»
Судорожно вздыхая и нервно потирая руки, черноволосая и статная консульша Эстрелла Родригес металась по своей спальне. Ее очаровательно пухлая верхняя губа подрагивала.
Женщина была на грани нервного срыва. В минувшую ночь она ни на минуту не сомкнула глаз, мучительные часы ожидания измотали ее. Жан, ее любимый Жан, не явился домой. Она знала, что он проводил в аэропорт своего таинственного друга, этого французского майора. Она звонила в аэропорт. Но там никто ничего не знал о мсье Жане Леблане…
Эстрелла уже мысленно представляла своего возлюбленного похищенным и попавшим в заточение к немцам, подвергаемым пыткам, убитым! Грудь Эстреллы вздымалась и опускалась в такт ее чувствам. Ей казалось, что она гибнет, умирает…
Внезапно до ее сознания дошло, что радио продолжает бубнить. Она остановилась и вслушалась в речь диктора:
«…сегодня утром американская яхта "Бэби Рут" в пределах трехмильной зоны протаранила рыболовный катер, перевернув его. Экипаж яхты поднял на борт нескольких потерпевших крушение. В это же время подразделениями нашей береговой охраны неподалеку от места аварии была обнаружена подводная лодка, которая тут же погрузилась и стала удаляться.
Капитан "Бэби Рут" Эдвард Маркс заявил о грубом нарушении рулевым рыболовного катера правил судоходства, что создало угрозу безопасности. Три пассажира катера, два немца и один француз…»
Эстрелла вскричала!
«…от дачи показаний отказались. Есть основания подозревать, что в данном происшествии речь идет о неудавшейся попытке похищения, в которое вовлечены по меньшей мере две иностранные секретные службы. Будет проведено расследование. «Бэби Рут» временно поставлена на прикол. Она принадлежит американской миллионерше Рут Вудхаус, с некоторого времени имеющей резиденцию в отеле Авиз. Вы слушали новости. А теперь прогноз погоды на сегодня и завтра»…
Консульша вышла из своего оцепенения. Она выключила радио. Быстро оделась. Жан… Предчувствие не обмануло ее, что-то случилось, что-то скверное, что-то ужасное… Как зовут эту миллионершу? Вудхаус. Рут Вудхаус. Отель «Авиз».
С высоко поднятыми седыми кустистыми бровями в библиотеку роскошной «Каза до Сул» вошел камердинер. Звонким голосом он доложил шефу британской разведслужбы:
— Прибыла сеньора Родригес, сэр.
Человек, назвавшийся Шекспиром, легко поднялся. Пружинистой походкой приблизился к красавице консульше, облаченной в плотно облегающее белое льняное платье с яркими цветами и птицами, разрисованными от руки. Обращали на себя внимание несколько избыточный макияж и выражение лица, как у загнанного красивого благородного зверя. Шекспир поцеловал ей руку, камердинер удалился.
Шеф британской разведслужбы предложил Эстрелле присесть. На последнем дыхании, с резко вздымающейся грудью она рухнула в дорогое кресло. От волнения она лишилась дара речи, что случалось нечасто.
Господин, не постеснявшийся присвоить себе имя величайшего поэта Англии, сочувственно произнес:
— Полчаса назад я говорил по телефону с миссис Вудхаус. Я знаю, что вы посетили ее, синьора…
Эстрелла, все еще не пришедшая в себя, кивнула.
— …Миссис Вудхаус — гм — наш очень хороший друг. Она мне сказала, что вы озабочены судьбой — гм — своего очень хорошего друга?
Эстрелла и не подозревала, что она натворила, произнеся следующие слова:
— Озабочена судьбой Жана, бог мой, моего бедного несчастного Жана…
— Жана?
— Жана Леблана — француза. Он пропал со вчерашнего дня… Я едва не помешалась от страха. Вы можете помочь мне… Вам что-нибудь о нем известно? Скажите мне правду, умоляю!
Шекспир многозначительно склонил голову.
— Вы от меня что-то скрываете! — заторопилась консульша. — Я это чувствую. Я это знаю! Будьте великодушны, сеньор, скажите! Мой бедный Жан попал в руки проклятых гуннов? Он умер?
Шекспир поднял руку, узкую, благородную и белую как молоко:
— Не надо так, многоуважаемая сеньора, не надо так. Думаю, что у меня для вас хорошие новости…
— Нет, в самом деле? Пресвятая Мадонна, это так?
— Судя по всему, гм, гм. Два часа назад к нам пришел господин, который вполне может оказаться тем, кого вы ищете.
— Боже, о боже, о боже!
— Как раз сейчас его будит камердинер. И он в любой момент (Послышался стук)… Да вот и он. Войдите!
Дверь отворилась. Появился надменный слуга. Мимо него в библиотеку вошел Томас Ливен, в тапочках, без носков, облаченный в халат из запасников «Бэби Рут».
— Жан!
Крик Эстреллы пронзил воздух. Спотыкаясь о ковер, она ринулась к оцепеневшему возлюбленному, кинулась ему на грудь, обняла и прижала к сердцу, целовала, бормотала, задыхаясь:
— О, Жан, Жан — мой единственный, мой сладкий… Ты жив, ты здесь, я самая счастливая женщина на земле!
С понимающей улыбкой Шекспир отвесил поклон.
— Оставляю вас с сеньорой наедине, — тактично объявил он. — До скорого, мсье Леблан.
Томас Ливен закрыл глаза. Пока на него, как град, сыпались поцелуи Эстреллы, он с отчаянием думал: «Все! Конец! Теперь я влип. Прощай, свобода! Прощай, "Генерал Кармона". Прощай, прекрасная Южная Америка…»