Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самым страшным было то, что в руке Ася сжимала большой кухонный нож. И нож этот был заляпан чем-то красным. Валя пыталась убедить себя, что это краска, но к отвратительному гнилостному запаху примешивались отчетливые металлические нотки.
– Что с вами? Что вы натворили? – прошептала Валя. – Где ваш муж?
Ася откинула голову назад и захохотала.
– Как много вопросов! Анна говорит, это не твое собачье дело. Сделала то, что должна была. Разве это муж, который врет? Анна сказала, у него в городе любовница. Он ей брошку подарил и браслет витой, золотой. Куда это годится? Еще у него изо рта пахнет, а когда спит, он храпит и посвистывает; и картины его мне не нравятся! Ни одного моего портрета не написал, а мамочку свою с отцом – пожалуйста! И сестру. Справедливо?
– Вы убили мужа? – потрясенно спросила Валя.
– Анна сказала, так будет лучше, – ответила Ася.
– Нет никакой Анны! Вы сошли с ума! – выкрикнула Валя.
Ася хмыкнула и вскинула руку с ножом, указывая в угол комнаты.
– Нет? А это тогда кто?
Валя медленно повернулась в ту сторону и увидела таинственную «подругу», которая на сей раз сочла нужным показаться перепуганной женщине.
Анна была в том самом белом саване, в котором ее положили в гроб более полувека назад. Спутанные волосы, похожие на водоросли, были мокрыми; зловонная влага сочилась из тела, пропитывая все вокруг. Дряблое лицо расплылось в улыбке, обнажившей черные зубы, а изо рта, стекая по подбородку, толчками выплескивалась жижа. Кошмарное существо забулькало, произнося неведомые слова на непонятном языке, но Ася, как выяснилось, прекрасно ее понимала.
– Да, дорогая. Пришла пора закончить дела и отдохнуть, – произнесла она, рывком поднимаясь с кресла.
Валя отшатнулась, считая, что настал ее смертный час. Однако ошиблась. Ася подняла руку, запрокинула голову и точным, бестрепетным жестом перерезала себе горло. Капли крови брызнули на лицо и одежду Вали, она с воплем выбежала из комнаты, молясь о том, чтобы выбраться из окаянного дома.
Пробегая мимо мастерской художника, увидела, что дверь распахнута настежь, и против воли посмотрела туда. Мертвый Сафонов лежал в луже крови перед картиной, которую так стремился дописать. Прежде Вале хотелось увидеть, что там изображено, но теперь желание прошло.
Однако она уже смотрела. То был портрет. С холста пялилась Анна, вернее, жуткая нежить, чудовище, в которое она превратилась, воскрешенная любящим мужем, не сумевшим смириться с потерей.
Бабушка умолкла.
– Что произошло потом? – дрожащим голосом спросила Оля.
– На этот раз дом жечь не стали, как видишь, – ответила бабушка. – Тела художника и его жены увезли, дом опечатали и заперли, так он и стоит. Конец истории. Но люди говорят, Анна по-прежнему обитает там, не находит покоя. Ждет, когда кто-то по глупости зайдет и попадется в ее сети.
– И близко не подойду! – воскликнула Оля.
Ей показалось, за окном, в темном саду промелькнуло что-то белое, и, хотя это наверняка была всего лишь соседская кошка Муська, девочка задернула занавески так, чтобы не осталось ни малейшей щелочки.
Оля подумала, что хочет домой. И что больше никогда не приедет в эту деревню, возле которой стоит страшный дом, где обитает мертвая Анна.
Грязнуля
Валера вернулся домой, сбросил в прихожей ботинки, ослабил узел галстука, снял пиджак. Заглянул в комнату матери, убедился, что она действительно пуста. А после сел в кресло в большой комнате, положил ноги на журнальный столик, закинул руки за голову, громко сказал вслух:
– Какое счастье! Надеюсь, в аду тебя приняли с почестями!
Он засмеялся счастливым смехом полностью довольного жизнью человека. Сегодня Валера похоронил свою мать, Ирину Львовну.
Окружающие думали, безутешный сын вне себя от горя. На людях Валера держал лицо, играл роль, не снимал маску – привык. Что там на людях, он эту маску, изображающую почтительного сына, и дома носил (попробовал бы этого не делать!)
Мать была уверена, это и есть любовь и забота: жесткий контроль, шаг в сторону карается расстрелом. Ее саму так воспитывали, и она несла это знамя дальше по жизни.
С детства Валера жил, как в аквариуме или в тюрьме, под неусыпным материнским надзором. Мать решала, что ему есть (только полезные с ее точки зрения продукты, никаких пирожных или конфет даже в день рождения), что носить (практичное, немаркое, недорогое), что слушать (классическую музыку, преимущественно Шостаковича), что читать (отечественная классическая литература).
В принципе, родители должны воспитывать детей, учить и наставлять, такова их миссия, но мать Валеры понимала под воспитанием вытравливание любых желаний ребенка, выжигание каленым железом малейших попыток заявить, что он тоже человек со своими стремлениями и эмоциями.
Оценки – только отличные. Спать – ровно в девять вечера. Вуз – тот, который выбрала мать (экономический факультет университета).
Ирина Львовна была высокой сухопарой женщиной с короткой стрижкой и губами, сжатыми в ниточку. До выхода на пенсию работала учителем математики и завучем в школе, где учился Валера. Бывает, дети не очень хорошо относятся к ребятам, родители которых преподают в школе, особенно если эти учителя не в числе любимых, но Валеру за это не клевали. Ему сочувствовали, поскольку видели: от сурового нрава Ирины Львовны больше всех страдает именно ее сын.
Дома всегда была ослепительная чистота. Редким гостям при входе выдавались бахилы. За пролитое молоко, случайно оставленные на столе крошки, невымытую вилку, капли воды на полу в ванной следовало наказание.
Отцу Валеры повезло: он вовремя сбежал. Валера плохо его помнил, был слишком мал, когда родители развелись. Валера знал, что у отца другая семья, живет он в другом городе. Мать постоянно осыпала беглеца проклятьями, но Валера отца не осуждал – он ему завидовал. Тот легко отделался, а Валере как быть?
Надежда, что после окончания университета можно будет найти работу и съехать, быстро умерла: мать, которая поздно родила сына, была уже пожилая, ей требовалась помощь. Во всяком случае, так она говорила, хотя была сильной, бодрой и энергичной.
«Неужели ты бросишь мать, которая в одиночку тебя вырастила?»
Наверное, все равно можно было уйти, настоять на своем. Валера был прилежным, способным, быстро поднимался по служебной лестнице, хорошо зарабатывал, на работе его ценили.
Можно было… Но, похоже, мать что-то сломала в его душе, в характере. Он был физически неспособен пойти против нее.
Есть мнение, что из людей, у которых были чересчур строгие, бескомпромиссные, холодные родители, вырастают бунтари, сбегающие из дома, идущие своим путем.
Кто-то, наверное, бунтует. Но