зарабатывать не холодной головой аналитика, а горячим сердцем политика.

Интоксикация властью – потребность во все больших дозах полномочий.

К

Китайская месть – грузинская мечта.

Конституция – название корабля, который стоит на вечном приколе в Бостонском порту, но, похоже, уже утратил все морские качества.

М

Мафия – монополизм внутри либерализма.

Медведев – обладатель iPhone X.

Н

Навка – жена Пескова.

Негативная эволюция – когда эпоха застоя переходит в эпоху отстоя.

П

Парламент – не девочка по вызову, но и не Зоя Космодемьянская.

Парламент – сорт недорогих американских сигарет.

Песков – муж Навки.

Первый миллион – состояние, которое чудесным образом превратилось у будущего западного олигарха из первой тысячи.

Пивная демократия – нетрезвый шаг к светлому будущему.

Пидарасы – мужчины-политики, не признающие никаких европейских женщин, включая Меркель.

Полиграф (детектор лжи) (проф., жаргон) – третий стакан в парламентском буфете.

Политика – вид искусства, где выживают не более яркие, а более ярые.

Последний миллион – состояние, которое чудесным образом превратилось у бывшего постсоветского олигарха из последнего миллиарда.

Постсоветизм – гибрид феодальной психологии и капиталистических институтов.

Презумпция виновности – когда правительство всегда виновато перед парламентом, парламент – перед президентом, а президент – перед народом.

Президентская администрация – орган, который иногда вспоминает про президента.

Президент – сорт недешевого французского сыра.

Премьер – лига.

Прокурор – бизнесмен без стартового капитала.

«Пушной зверь, песец» – когда ожидают катарсис, а приходит… короче, крах.

Р

Рейтинг – виртуальный зал ожидания.

Реформа – последовательное снятие преград для раскрытия жизненной силы.

С

Свобода мысли – непуганая свобода слова.

Свобода – европейская телевизионная передача, где ведущий всем запрещает говорить.

Скалярная стратегия – превращение социальной энергии в ударную политическую силу.

Сланцевый газ – энергоноситель, который лучше всего обсуждается в сланцах – открытой летней обуви.

Смысл – откат сделки не менее 30 процентов.

Собчак – дочка Собчака.

Советник – персона, зарабатывающая тем, что умеет внимательно слушать советы своего патрона.

Сталин – автор фразы: «Демократия – это вам не лобио кушать».

Стокгольмский синдром – распитие водки «Абсолют» в абсолютно чужеродной компании.

Т

Трамп – муж Меланьи.

У

Ублюдок социальный – субъект, ненавидящий тех, кто богаче, и презирающий тех, кто в беде.

Ф

Фракция – летучая или сверхлетучая субстанция, которая испаряется в парламенте.

Фрикция – технология работы президента с парламентом.

Футбол – спортивная технология сбора всех президентов в одном месте.

Х

Хайп – электоральное оживление перед выборами.

Ч

Чугунный стиль – вид политического кунг-фу: не слушать, не признавать, давить и поднимать.

Ш

Шерифская демократия – прав тот, у кого кольт.

Шик трущобно-фейсбуковский[25] – состояние пользователя, когда у него пять тысяч френдов в Facebook, но нет собственной кухоньки, куда можно пригласить одного соседа на чай.

Э

Эволюционная сделка – это то, о чем договорились в ресторане депутат с бизнесменом.

Эффект Лозинского – любой постсоветский капиталист, предоставленный сам себе, перевоплощается в феодала.

Я

Янукович – непонятно чей президент, непонятно почему и для чего живущий в Ростове.

Вместо послесловия

Путин и Новый ялтинский мир

Почему Путина в принципе сегодня никто не сможет заменить ни из власти, ни из оппозиции?

Если очень коротко, то хотя бы потому, что все лидеры оппозиции излучают негативную энергетику пораженчества, лузерства и даже паникерства. И как ни парадоксально, очень часто такую же энергию излучают люди из властного окружения Путина. Чтобы понять причины этого явления, необходим небольшой исторический экскурс.

Дело в том, что последние 70 лет выступают временным, фактологическим, интеллектуальным ресурсом сегодняшних возможных изменений. Поэтому если не сделать обзора этих прошедших десятилетий, невозможно ни понять, ни оценить шанса, ни возможных наследников Путина из оппозиции, ни возможных наследников из его сторонников. Приведем здесь свои соображения по этому поводу.

Итак, 70 лет назад было заложено, сформировано и создано мироустройство, которое назвали Ялтинским миром.

Этот мир был холодным. На его ледяном ветру стыли судьбы людей, мерзли целые народы. Он был неуютным, жестким, жестоким. В нем царили предельный прагматизм и безжалостная целесообразность. Но он не допустил глобальной горячей и всеуничтожающей войны. Он даже войну сделал холодной!

Потому что в этом мире были свои законы и правила. Здесь ненавидели чужие интересы, но соблюдали их реализацию. Не навязывали оппонентам своего видения мира и тем более не бомбили за чужие взгляды. По крайней мере, в глобальном плане. То есть здесь соблюдали главные обязательства и придерживались базовых правил. Здесь даже взаимная ненависть была частью мирового порядка, а не планетарного хаоса.

Этот мир умер по иронии судьбы почти там же, где родился: от Фороса до Ялты – всего несколько километров. И настали постялтинский мир, постялтинское время, а точнее – безвременье и безмирье. Без правил, без законов и без совести. А зачем все это? Если их заменили идолы, культы и божества. Идолом стала хотя и переспелая, но вечнозеленая резаная бумага. Культом стала стосортовая-стоголовая колбаса. А божеством стал сам великий пармезан.

Заручившись этими «могучими» колбасно-сырными ценностями, наши новые постялтинские партнеры стали выбивать из нас все «совковое»: историческую память, самоуважение, глобальное предназначение. Действительно, свободно-сырьевому придатку, либерально-покорному слуге, толерантно-холуйскому терпиле не к лицу многие качества. Прислуга не должна знать, что такое гордость и достоинство. Гордость мешает кланяться, а достоинство – прислуживать.

Но мир, где самый сильный не ограничен даже ооновскими правами, международным законом и совестью, – страшен. Страшным стал для России постялтинский мир. Политики, да и народ молча четверть века наблюдали, как старший партнер, обезумевший от безнаказанности и опьяненный вседозволенностью, громит и расчленяет дальние страны, мучает и вешает чужих лидеров, плодит наркокартели, множит частные армии, взращивает террористические центры. Иногда нам хотелось хотя бы робко возразить, но нам говорили: «Не каркать! Мычите сквозь зубы: чиз-чиз! И улыбайтесь! А раскроете рот – выпадет сыр пармезан. Будете же молча прислуживать – конечно, останетесь для нас сукиными детьми, но, возможно, со временем дослужитесь до высокого геополитического звания “наш сукин сын”».

Так бы, наверное, и продолжалось, но беда для наших партнеров в том, что у России нет исторического понятия «наш сукин сын». Но исторически есть понятие «наш Крым».

И это стало первым криком души рождающейся новой России. А сыр действительно выпал. Увы, выпал, выпал пармезан! Но зато появилась возможность говорить, объяснять, убеждать, просто дышать. А точнее, у России появилась возможность стать в полном смысле Россией, чья миссия – быть воином, защитником, просветителем, проповедником справедливости. Так бывает: от мученика до пророка всего один шаг!

Первым симптомом, сигналом этого нарождающегося нового качества стали «вежливые люди». Дело-то в том, что холуи вежливыми не бывают. Их удел – угодливость. А вежливость – привилегия воинов. И вежливо-неудержимыми стали российский лидер и его команда.

Это, конечно, взбесило наших партнеров. Еще бы! Чахлый, бесплодный, по их мнению, субъект геополитики вдруг разродился богатырем.

Сейчас перед нами, как перед былинным богатырем, три пути.

Первый – покаяться перед главным центром силы, перед строгим мировым жандармом, а это значит – иссушить свои мускулы, перечеркнуть мечты, забыть про свою миссию, достоинство и суверенитет, поднять с земли запачканный сыр, снова взять его в сжатые губы и угодливо кривиться: «Чиз!» То есть попытаться восстановить статус-кво недавнего постялтинского якобы мира.

Второй путь: начать надувать щеки, принимать картинные позы, идеологически шаманить и камлать, пытаясь вызвать призраков, духов и симулякров «нерушимого Союза». То есть попытаться вернуться в старый Ялтинский мир.

Но уже совершенно очевидно, что первый путь для моей страны – унизительный,