Я лично встречался с самим Фараоном, и он описывал мне свои планы. Разумеется, быть избранным — великая честь, и если у меня все получится, то любые мои просьбы будут выполняться до конца моей жизни. Когда я сказал ему, что мне потребуются пять сотен рабов, он предложил мне тысячу. Там не считались ни с какими затратами: никто не жалел человеческие жизни для осуществления великой цели. Эти здания предназначались для служения верховному божеству и должны были отражать его величие.

Все же Фараон строго приказал, чтобы само святилище было готово через семь лет, а колоннады — через три года после окончания строительства святилища. Использовался самый лучший мрамор. Доставлялись самые крепкие камни. Мы должны были сделать так, чтобы этот храм прославил Фараона на века.

Трудная задача. Существовала проблема транспортировки камней и мрамора, поскольку рядом не было ни воды, ни дерева для сооружения рельсов, чтобы поднимать камни. Далее зимой стояла изнуряющая жара. Нам постоянно мешали песчаные бури. Другие архитекторы и инженеры, которые, по мнению Фараона, были таким же талантливыми как я, проектировали и строили другие здания, другие колоннады. Разумеется, среди нас проводился конкурс, поскольку, даже учитывая богатство Фараона, ресурсы все равно были ограниченными.

Было еще одно препятствие — двоюродный брат Фараона, эгоист и лицемер, который, не имея ни таланта, ни вкуса, любил совать свой нос во все дела. Он был надсмотрщиком на этом строительстве. Я, так же как и все остальные архитекторы и инженеры, должен был ему подчиняться. Его слово — слово Фараона и, стало быть, закон. Я боялся его. Он мог загубить все дело».

Брюс даже побледнел, когда вспомнил этого надсмотрщика. Этот человек продолжал напрягать его даже в спокойной обстановке моего кабинета. Я был поражен формальностью языка Брюса, очень отличавшегося от разговорной речи, которую он обычно использовал. Когда я позднее спросил его, был ли он когда-нибудь в Египте, он заверил меня в том, что никогда не был. Путешествия и посещение исторических мест не входили в его интересы.

Я новел его по этой прошлой жизни, чтобы увидеть, что было дальше.

«Мои беспокойства подтвердились, — продолжил Брюс. — Он везде сует свой нос. Кажется, я ему особенно не нравлюсь. Как бы я ни скрывал свое отвращение к нему, думаю, он все равно его чувствует. Почти весь день он крутится возле меня со своими нелепыми предложениями, отменяет мои указания, жалуется, что мы с товарищами медленно работаем, хотя именно он сам не дает продвигаться делу. Учитывая установленные Фараоном ограниченные сроки, это увеличивало во мне напряжение до такой степени, что порой я был готов взорваться. Каждый день мне приходилось бороться с самим собой за то, чтобы вопреки всем его неисполнимым требованиям и язвительным насмешкам сохранять спокойствие.

Примерно через год после начала работы этот мерзавец настаивает на том, чтобы святилище сделали не в этом храме, а в другом. Когда я напоминаю ему, что это полностью противоречит распоряжениям Фараона, он обзывает меня дураком в присутствии коллег и собирается уходить.

И тут происходит то, чего я так боялся: я взрываюсь и говорю ему, что он сам дурак и безмозглый болван. ‘Давайте обратимся с этим вопросом к Фараону, — предлагаю я. — Пусть он решает, кому быть главным авторитетом’.

На мое предложение кузен Фараона отвечает самым худшим образом: вместо того чтобы пойти со мной во дворец, он подговаривает другого инженера, моего соперника, чтобы тот подложил яд в вино, которое я пью за обедом. У меня сразу начинается рвота и невыносимая боль в животе. Меня укладывают в постель. В ту ночь в мою палатку проникает один из стражников и вонзает мне нож в живот. И я умираю. Последнее, что я вижу — это как возле моей палатки стоит фараонов кузен и смеется.

Я возвращаю его в настоящее и вижу, как он потрясен.

— Можете выразить, что вы чувствуете? — спросил я.

— То… то место на животе, куда он вонзил нож, — произнес он заикаясь. — Именно там у меня шрам, оставшийся после биопсии, рана, которая время от времени кровоточит безо всяких причин.

— Что-нибудь еще?

Он в экстазе от своего откровения.

— Надсмотрщик, который мучил меня в той прошлой жизни в Египте — теперь он мой брат.

Как я и предполагал, негативным фактором в настоящей жизни Брюса являлся гнев. И этот гнев больше всего проявлялся в общении с братом, который даже просил Брюса отказаться от его личности и исчезнуть из виду.

Когда мы решили посетить еще одну прошлую жизнь, я тревожился не меньше самого Брюса. Это снова был древний Египет, но другое время.

— Я — жрец и целитель, один из очень немногих посвященных, к которому обращаются богатые и власть имущие. В отличие от других врачей, которые используют травы и примочки, мое лекарство — аркан. Мой метод целительства включает в себя использование того, что жрецы называют жезлами энергии. Когда эти жезлы повернуты в нужную сторону, они испускают целебные звуковые и световые вибрации. Они используются не случайным образом: существует установленная последовательность света и звука, замысловатая схема того, как Воздействовать этими жезлами на участки тела человека. Это тайное мастерство. Оно включает в себя энергию и свет, а также их накопление, хранение и передачу.

— Где вы практикуете эту медицину? — спросил я.

Он сверкнул глазами.

— В тайных помещениях целительских храмов. Лишь немногим жрецам известно их местонахождение. Даже те, кто выполняет умственную работу в храмах, не знают о них. Настолько мастерски они скрыты от глаз человеческих.

— И вы можете творить чудеса?

— Точно! Мы лечим многие болезни. Более того, мы способны восстанавливать органы и конечности, утраченные в бою.

— Используя жезлы?

— Да. Жезлы.

— Поразительно.

Я читал о целительских методах и медицине древних культур, и хотя мне не попадалось никаких сведений о жезлах, которые описывал Брюс, мне приходилось слышать о том, что египетские врачи умели восстанавливать конечности и органы, и что они буквально творили чудеса в лечении болезной крови, иммунной системы, кожи и мозга. В одном из храмов Луксора действительно есть внутренняя комната, которая использовалась как медицинский кабинет. Ее стены покрыты рисунками, изображающими врачей за работой.

Наша следующая встреча с Брюсом состоялась через месяц. В этот промежуток у него развилась пневмония (распространенное побочное следствие СПИДа), и ему пришлось лечь в больницу. Он выписался оттуда совершенно бледный и истощенный, тем не менее, когда я предложил ему прекратить наши сеансы, он стал настаивать на их продолжении.