Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, Патрик на самом деле туда переносился и плавал между двумя сферами в двух уровнях сознания. «Различие между Богом и человеком незначительно, — говорил он. — Один из разделов тайного знания, хранящегося в найденном мной специально для этого месте, касается овладения искусством отделять сознание от физической оболочки. Скоро настанет время, когда и вы научитесь это делать. И когда это произойдет, вы поймете, что сознание, отделившееся от тела, может по желанию облекаться в другие, менее плотные тела. Обретя это преимущество, сознание будет способно влиять на других существ, пребывающих в физической форме. Существа могут воспринимать это влияние как божественное или ангельское. Но, на самом деле, это продвинутая форма того же сознания».
Меня повергали в трепет эти глубокие мысли, высказываемые Патриком, который поначалу производил на меня впечатление зеленого юнца. То, что он сказал дальше, показалось мне просто удивительным.
«Мой мир очень древний, а ваш — совсем молодой, хотя в масштабе времени это различие ничтожно. Время — как вдох и выдох космического божества. Выдох — это сотворение звезд, планет, галактик и вселенных. Вдох возвращает их в невероятно малую и плотную точку, которая — как пылинка в легких этого божества. Дыхание времени. Вдохи и выдохи. Так происходит на протяжении бесконечного числа циклов. Это и есть природа вечности».
Патрик погрузился в молчание, и я, еще более растроганный его словами, стал над ними размышлять. Я чувствовал, что это переводит мои исследования на более высокий уровень. Как сказал Патрик, он пережил мгновение, в котором ему была показана «природа вечности», и оно было прекрасно. Я понял его тягу к научной фантастике, его любовь к небу и желание обрести способность путешествовать к звездам. Когда он пробудился, я спросил его, не считает ли он то, что он наблюдал, всего лишь продолжением книг, которые он любил читать в детстве.
— Нет, — незамедлительно ответил он. — Ни я сам, ни авторы этих книг никогда не представляли себе ничего подобного тому, что я только что видел. Мой опыт был чрезвычайно реален. Я ничего не выдумывал.
Судя по его реакции, все это было правдой. Из него сразу выплеснулась волна идей.
— А что, если черные дыры на самом деле являются частью космического вдоха? — поинтересовался он вслух. — Что, если ангелы, учителя и духовные проводники неким образом связаны с какими-то сильно продвинутыми древними цивилизациями?
Ну, это уж чересчур, думал я, он явно перегибает палку. Хотя, те же самые мысли приходили и мне в голову, когда я начал проводить сеансы регрессии с Кэтрин и когда Виктория сказала мне, что видела меня в Иерусалиме. Впрочем, какая разница, что я думал. Главное — я видел, как в глазах Патрика вновь засиял свет, как более чем через двадцать лет к нему вернулась искра страсти. Я знал, что последующая терапия приблизит его к духовному пути, воскресит в нем страсть к жизни, радость и надежду.
В процессе терапии Патрик смог вспомнить еще три прежних жизни:
1. Он — туземец либо Центральной Америки, либо северной части Южной Америки, живший девять веков назад, где он прославился как математик и астроном. Хотя он жил один, его почитали и уважали до самой старости. Он интересовался конфигурацией созвездий и значением метеоров, и понимал, что на его жизнь повлиял опыт, полученный шестьдесят тысяч лет назад.
2. Он — ученый раввин-каббалист, живший в начале восемнадцатого века в Польше, в маленьком пригороде Кракова. Там он мог сочетать свои мистические исследования с практичной семейной жизнью. У него была жена и много детей. Он многому мог научить, и, благодаря этому, снискал признание представителей своей культуры и других горожан. В отличие от нынешней жизни, тогда он не ощущал себя «чужаком».
3. Он — буддийский монах, живший в холодной пустынной части Китая в четырнадцатом веке. Он снискал признание в сообществе религиозных мыслителей и мог сочетать медитацию и созерцание с занятием сельским хозяйством. Он был мастером манипуляции энергией, особенно энергетическими центрами и каналами тела человека. Вернувшись в настоящее, он понял, что его тогдашняя работа напоминала практику акупунктуры. Оказавшись в той жизни в Китае, он ощутил, что может мгновенно выходить за пределы физического и бренного мира и попадать в некое иное место в другой сфере параллельной вселенной. Многие из этих понятий были сходны со знаниями и мудростью, которые он обрел несколько веков спустя, став раввином-каббалистом. Он сразу заметил эту связь, когда мы вновь проживали в моем кабинете его буддийскую жизнь. Как он сам заключил, либо эти культуры когда-то в прошлом пересекались, либо это знание на самом деле носит вселенский характер и в него может проникнуть любой желающий использовать свой разум для исследования того, что лежит за пределами воспринимаемого мира.
К этому времени Патрик нашел со мной общий язык и, как он сам утверждал, «наслаждался моими сеансами не меньше, чем чтением научной фантастики». Но стоило ему выйти из моего кабинета и вновь очутиться на улицах Майами, как он сразу начинал испытывать трудности. Хотя его теперь меньше задевали влияния и мнения других людей, особенно его отца, он все равно чувствовал свою небезопасность в присутствии женщин и любых посторонних людей.
— Теперь, вместо чувства отчаяния, — говорил он, — я просто испытываю одиночество. Я ложусь спать с хорошими мыслями, но я был бы счастливее, если бы ощущал рядом с собой женское тело. — Он закрыл глаза. — Может быть, это будет в следующей жизни, — мечтательно произнес он.
— Возможно, — сказал я. — Хотите попробовать добраться до истины?
— Меня зовут Мэдди, — сказал Патрик. — Обычно женщин не приглашают участвовать в астрономических исследованиях высокого уровня, но мои баллы настолько выше, чем у моих коллег-мужчин, и мои успехи в работе в космическом центре столь велики, что мне не смогли отказать, когда я попросила об этом.
Какие-то вещи не меняются. Сексизм будущего не слишком отличается от сегодняшнего сексизма. Мне сразу понравилась Мэдди. Она могла рьяно отстаивать свою точку зрения и постоять за себя. Хорошее будущее для Патрика.
— Какой это год? — спросил я.
— Две тысячи двести пятьдесят четвертый, — последовал незамедлительный ответ. —