Дверь кабинета Роберта была приоткрыта, сам он сосредоточен на компьютере, поэтому я легонько постучала по дереву костяшками пальцев и шагнула внутрь.

— Привет.

— Привет, — он посмотрел на меня, удивленно приподняв брови. — Заходи. Ты могла бы просто мне перезвонить.

— Я была неподалеку. Мой портной в трех кварталах отсюда.

— «Фрэнк и Пэт»?

— Да, — улыбнулась я. — Лучшие иглы в Лос-Анджелесе.

— Пожалуйста, садись, — он махнул на стулья перед столом. — Я хотел поговорить о твоем портрете.

— Конечно, — я села на стул слева и взглянула на золотую рыбку. Все еще жива.

— Отличная работа. Хорошая.

— Но? — я вздохнула.

Он сложил руки перед лицом и оглядел меня.

— Есть ощущение, что ты что-то придержала. Что это?

Чертовы хорошие адвокаты слишком умело читали между строк и находили пробелы. У моих новых теорий едва была возможность оформиться в моей голове, и я не была готова их презентовать или защищать. Еще нет, не до разговора с Рэндаллом Томпсоном. Я прочистила горло и уклонилась от вопроса:

— Я что-то придерживаю? — возразила я. — А ты что придерживаешь?

Он проигнорировал ответ.

— Скажи, кому подходит этот психологический портрет.

— Я не знаю, — возмущенно сказала я. — Я еще даже не поговорила с Рэндаллом.

— К черту Рэндалла.

Меня передернуло от резких слов.

— Кому еще? — он сверлил меня взглядом, будто я давала показания в суде. — Он подходит кому-то из твоих клиентов?

— Поэтому ты меня нанял? Чтобы иметь доступ к моим клиентам?

— Ответь на вопрос, Гвен.

— Нет, — выпалила я. — Этот портрет не смахивает ни на одного из моих клиентов, — я сказала это, не перебирая в уме своих пациентов, потому что ПОШЕЛ ОН. И пусть кто-то из них подходил под портрет, я… я замерла. Я не могла честно сказать, что никому бы об этом не сказала, потому что это не так. Но я бы пошла в полицию. Рассказала бы детективу Саксу, а не этому козлу. — Знаешь, что? — я встала и подобрала сумку с пола. — С меня хватит. У меня нет времени на игры.

— Он убил моего сына.

И вот так просто, после четырех слов, произнесенным надтреснутым голосом, моя злость сдулась. Ему можно было играть, используя грязные методы. Кто-то украл его сына, изнасиловал его, лишив невинности, подверг сухому утоплению и выбросил тело в сточную канаву за заводом по переработке отходов. Кто я такая, чтобы злиться на него за что-либо, что он делал для поимки убийцы своего сына?

— Чего ты мне не говоришь? — напряженно спросил он.

— Это просто теория, — выдавила я, снова повернувшись к нему.

— Касательно убийцы?

Я сжала спинку кожаного кресла:

— Да.

— Рассказывай.

Я вздохнула:

— Она не подтверждена, в ней еще нужно покопаться. Мне бы помог частный детектив. И мне нужно поговорить с Рэндаллом. Несколько раз, если возможно. Я могла бы поделиться с тобой своими догадками сейчас, но это лишь отвлечет тебя. То, что в моем отчете, намного обоснованнее. Намного.

Я посмотрела в глаза, в которых виднелась неприкрытая пылающая боль. Прошло всего девять месяцев с тех пор, как он похоронил сына. Еще слишком рано.

— Она может быть ошибочной, — тихо заметила я.

— Просто скажи мне, — отрывисто сказал он.

— Со стороны убийцы есть противоречивые действия. Он их калечит, а потом мажет раны мазью. Пытает, а потом нормально кормит. Его действия отображают резкие смены уровня сострадания. Некоторые поступки чуть ли не любящие, а потом случается варварский акт отрезания гениталий.

Я вдохнула, готовясь быть осмеянной, и добавила:

— Возможно, что такие резкие изменения присущи кому-то с параноидальной шизофренией или диссоциативным расстройством личности.

Роберт опустил глаза на распечатанный документ и тихо прыснул. Это был не совсем смех, но и не интеллигентное принятие идеи, на которое я надеялась.

— Как я и сказала, — натянуто проговорила я. — Это не то, что я бы выдвинула в суде.

— Но ты в это веришь. Если бы умер твой ребенок, ты бы развивала эту линию размышлений? — он снова перевел взгляд на меня.

Нет. Это слишком рискованно. Я сглотнула.

— Я бы держала это в уме, но не придерживалась бы ее.

Он долго смотрел на меня таким взглядом, которым обычно изучают головоломку «Найди Уолдо». Напряженная концентрация, с которой ищут кусочек, не подходящий к другим. Я подвинулась, чувствуя себя неуютно под пристальным вниманием.

— Что? — наконец не выдержала я.

— Я просто пытаюсь понять, ты очень умная или очень глупая.

— Смешно, — сухо сказала я. — Я провожу бóльшую часть своего времени, пытаясь выяснить, сошел ли ты с ума или каким-то образом можешь видеть будущее.

Он издал смешок:

— Ладно, давай поговорим о доказуемых идеях, — он постучал пальцем по пачке страниц. Я посмотрела на них, узнавая обложку моего портрета. — Ты дала мне потенциальное представление о психологии убийцы, — он покачал головой. — Я пока не буду рассматривать вероятность психического расстройства. Давай предположим, что он одинокий мужчина, скорее всего, подвергавшийся сексуальному насилию или соблазненный популярным сверстником в подростковом возрасте, с подавленными гомосексуальными наклонностями. Высокоорганизованный, помешан на контроле, умный, с аналитическим складом ума.

— Да.

— Ну, пойдем, — он взял маленькую связку ключей со стола. — Посмотрим, подходит ли под это описание Рэндалл.

— Прямо сейчас? — я взглянула на часы. — У меня с ним назначена встреча в среду, — казалось безрассудным отправляться в тюрьму без планов и эмоциональной подготовки, особенно при учете предполагаемого мной диагноза. Это был самый важный момент моей карьеры. Что, если я задам неправильный вопрос? Что, если он скажет что-то историческое, а я не готова?

— Почему нет? Ты можешь поехать и в среду, — он придержал дверь кабинета открытой, вопросительно приподнимая брови. — Я думал, разговаривать с убийцами — это твое.

— Я думала, он не убийца, — парировала я.

— Что ж, давай узнаем, — улыбка приподняла уголок его губ.

— Не похоже, что ты нервничаешь, — Роберт выложил содержимое карманов в маленькую миску, протянутую охранником.

— Я не нервничаю. Немного в предвкушении.

— В предвкушении… — посмеялся он. — Интересная эмоция.