Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, а самых последних новостей я еще сама не знаю, так как к нам сюда новости доходят с опозданием. Поэтому еще особенно мне хочется отсюда сбежать в часть. Рана на руке у меня еще глубокая, открытая, но с обеих сторон (входное и выходное отверстия) очень чистая и симпатичная. Поэтому я думаю, что скоро выберусь отсюда, тем более, что все остальные ранки уже подсохли. Машенька ждет меня не дождется. Она меня здесь навещала. Вам от нее большой-пребольшой привет.
Ну, будьте здоровы и веселы. Приезжайте к нам обратно, и будем снова вместе воевать…
Как только поправлюсь, вернусь в часть, напишу еще…
А пока крепко жму руку, желаю счастья и успехов.
С сердечным приветом! Наташа.
(Мой адрес: 528 СП, 2-й батальон)».
В письме к командиру Ковшова упоминает Демянск, от которого 528-й полк находился в 15–18 километрах. Речь в данном случае идет о довольно известной операции Северо-Западного фронта, проведенной в мае 1942 года. Под Демянском была окружена крупная вражеская группировка: 16-я армия вермахта, насчитывавшая восемь пехотных дивизий, в том числе — моторизованная дивизия СС «Мертвая голова» (общая численность — до 95 тыс. чел., 1600 орудий и минометов). Советское командование пыталось уничтожить группировку, но немцы упорно оборонялись. Боевые действия затрудняла лесистая и болотистая местность, имевшая множество мелких рек и озер. Кроме того, окруженные войска противника получали подкрепления, боеприпасы и продовольствие по воздуху. «Воздушный мост» действовал эффективно. Всего гитлеровская авиация совершила до 3000 вылетов.
Наталья пишет о том, что участвовала в бою 20 мая 1942 года, где и была ранена. Этот бой произошел у деревень Малое и Большое Врагово Молвотицкого района Ленинградской области (ныне — Маревский район Новгородской области). Воинские соединения 53-й армии, в состав которой входила тогда 130-я стрелковая дивизия, предприняли попытку прорваться к Демянску, наступая из села Большое Врагово в направлении на село Пеньково. Ожесточенные сражения шли около пяти суток, но успехом для советских войск не увенчались. Хотя наступление пехоты поддерживал 243-й танковый батальон 33-й танковой бригады. В его составе находилась рота тяжелых танков КВ.
Вероятно, имея в виду это, Ковшова сообщает Довнару в письме, что «“гости”… значительно прибавили в весе и полностью оправдывают свое назначение». Действительно, боевая масса танка KB («Клим Ворошилов») превышала 40 тонн. Им управлял экипаж из пяти человек. Спроектированный советскими конструкторами в 1939 году, он имел дизельный мотор мощностью в 600 лошадиных сил, броню толщиной от 75 мм до 82 мм (на башне), пушку калибра 76,2 мм, а также три пулемета.
При атаке на Большое Врагово шесть таких могучих машин пошли вперед, прокладывая дорогу нашим пехотинцам. Метрах в пятидесяти от немецких траншей танк командира роты старшего лейтенанта Федорова наехал на противопехотную мину, но от ее взрыва не разрушился. Пулеметным огнем танкисты отогнали вражеских автоматчиков, прорыли под танком траншею, завели трос, вытащили свою броневую машину при помощи трактора, отремонтировали и снова ввели в строй.
В боях под хутором Малое Врагово отличилась и снайпер-разведчик 151-го отдельного моторизованного разведбатальона 130-й стрелковой дивизии девятнадцатилетняя Зиба Ганиева, бывшая студентка актерского факультета ГИТИСа, которая, как Ковшова и Поливанова, добровольцем вступила в Красную Армию, только не в Коминтерновском, а в Краснопресненском районе Москвы. До мая 1942 года ей удалось уничтожить 23 немецких солдата и офицера. У Малого Врагова она командовала снайперской группой из девяти бойцов, вела прицельный огонь по фашистам. При атаке ушла со своими подчиненными вперед, смогла окружить и расстрелять несколько фрицев (в том числе — двух офицеров), засевших в разрушенном доме. В самом конце схватки Зиба, как и Ковшова, получила ранение осколком мины, но более тяжелое, после которого очутилась в госпитале. За отличие в бою при Малом Врагове Ганиеву наградили орденом Красного Знамени.
Снайперской парой у Ганиевой была Нина Соловей, тоже москвичка. У нее на боевом счету к апрелю 1942 года числилось 6 уничтоженных немцев. За мужество, проявленное в боях, она получила орден Красной Звезды. После ранения ей пришлось долго лечиться в госпитале. В июне 1943 года сержанта Соловей направили в Центральную женскую школу снайперской подготовки, где она стала парторгом роты инструкторов, а потом командиром отделения из 16 выпускниц. С ними она уехала в 4-ю Ударную армию, расположенную под Полоцком. Орденом Славы III степени Нина Сергеевна Соловей была награждена весной 1944 года…
Вернувшись в полк из медсанбата, Ковшова отправила родным в Свердловск подробное письмо о схватке с фашистами 20 мая 1942 года. В тот день произошло много событии, которые заставляли девушку снова и снова к ним возвращаться. Не только первое в жизни снайпера ранение, но и действия в составе штурмовой группы, спешившей за танками, прицельная стрельба не из засады, а прямо в поле на ходу, помощь смертельно раненому офицеру.
«За бой 20 мая я получила самый строгий выговор от комбата. Он перед боем указал мне точку, из которой я должна стрелять, а я посмотрела — оттуда ничего не видно, и со своим учеником Голосевичем Борисом выдвинулась вперед. Смотрю, уже наши танки пошли на деревню, за ними — штурмующая группа. Ну, я вижу, что мне больше дела будет в деревне — и следом (как раз наша группа автоматчиков во главе с замкомбата двигалась туда). Ну, прямо за штурмующей группой влетели мы в деревню. Там мне удалось подстрелить пять фашистских автоматчиков. А потом меня позвал замкомбата, ну а дальше комбат рассказывает так: “Вы у нее спросите, что она там только не делала — на танк лазила, прикладом по нему стучала, раненых перевязывала, и спрашивается — для чего? Ведь это не ее снайперское дело. А результат? Вышел из строя нужный человек!”
Ну, он, конечно, уж очень преувеличивает. Просто меня, замкомбата и комиссара ранило одной миной, когда мы собрались двигаться вперед. Комиссара я отправила со связным, а сама осталась с замкомбата в каменном доме. Тащить его я никак не могла, так как была ранена в обе руки и в обе ноги. Причем левая рука сразу повисла, как плеть, и ни туда и ни сюда. Но правая действовала, а поэтому я ему немножко помогла на месте. Я никогда не забуду этих минут, проведеннных с глазу на глаз с умирающим (он умер очень скоро, даже вынести его не успели). Все время он кричал: “Наташа, Наташа, я умираю!”
Я затащила его в комнату каменного дома, подложила под голову шапку. “Мне душно, Наташа, сними с груди камень!” Я расстегнула воротник его шинели, распустила пояс. “Теперь лучше мне! Возьми меня за руку, Наташа, за правую руку, я сейчас умру!”
Он еще помолчал минуту. Я стерла с его лица пыль и копоть. Он продолжал: “Ты передай всем, что я умер как настоящий москвич, большевик. Отомсти за нас, Наташа!..”»
Однако о мести пока думать не приходилось.
С середины июня 1942 года Ковшова пребывала в родном полку, но в боевых действиях не участвовала. Командир второго батальона Еремин не давал ей снайперскую винтовку потому, что рана на предплечье левой руки у Натальи еще не зажила. Она, как и Маша, лишь занималась с новобранцами, обучая их меткой стрельбе. Результаты они показывали неплохие: за две недели этого месяца уничтожили 111 фрицев, о чем Ковшова с гордостью сообщила матери. Впрочем, были у нее и другие радости. Обеим девушкам 5 июня зачитали приказ командира дивизии о присвоении им нагрудного знака «Снайпер», недавно установленного Указом Верховного Совета СССР. А 15 июня на полковом партийном собрании Ковшову приняли кандидатом в члены ВКП(б).