От его биографии бросает в холодный пот.

Алоиз был щуплым брюнетом с курчавыми волосами,

Малорослым и кривобоким – одно плечо выше другого.

Несоответствие типу арийца усугубляло его свирепость,

Он усердствовал больше других,

Чтоб доказать чистоту своей крови.

Но в остальном Брюннер был вполне банальным субъектом,

Начисто обделенным харизмой, с тонким гнусавым голосом.

И все же, увидев хоть раз, его трудно было забыть.

Свидетельства о его извращенной жестокости общеизвестны.

Безжалостный, грубый, он постоянно носил перчатки

Из страха дотронуться до еврея.

* * *

После войны ему удалось бежать.

Раздобыв поддельные документы, он добрался до Сирии.

Семья Эль-Ассад взяла его под крыло, у них общие интересы —

Он консультировал их по части пыток.

В конце концов его разоблачили,

И на его арест был выписан международный ордер,

Но сирийские власти так его и не выдали.

Агенты Моссада хотели выкрасть его, как Эйхмана.

Брюннера нужно было похитить, чтобы судить в Израиле,

Но они не смогли проникнуть в Дамаск.

И тогда ему выслали почтой бандероль со взрывчаткой.

Брюннер лишился глаза и пальцев правой руки,

Однако по-прежнему жил на покое в Сирии.

В 1987-м он дал интервью журналисту «Chicago Sun-Times».

По поводу истребленных евреев он заявил:

Все они заслужили смерть, ничего, кроме смерти,

Ибо это отбросы общества и приспешники Сатаны.

После чего добавил: я поступил бы сейчас точно так же!

Брюннер умер в середине девяностых,

Находясь до последнего вздоха под защитой сирийских властей.

* * *

После «успехов» в Греции и в Дранси Брюннер пожаловал в Ниццу,

Расположив свой штаб в отеле «Эксельсиор».

Это рядом с вокзалом, тут удобно держать евреев

перед отправкой в лагерь.

На здании этой гостиницы теперь есть памятная табличка.

Внутренний двор недоступен извне и очень похож на тюремный,

Поскольку со всех сторон его окружают дома.

Кто-кто из жителей Ниццы мог смотреть в этот двор из окон —

Так сказать, из первых рядов – на жуткое зрелище казней.

Брюннера наверняка возбуждало присутствие публики,

Его палаческий дух нуждался в ее восхищении.

Он сформировал бригаду из четырнадцати подчиненных,

Нечто вроде коммандос – охотников за евреями,

Надеясь, что в префектуре выявит всех без труда.

Однако префект Шеньо уничтожил все нужные списки,

А Брюннеру заявил, что их увезли итальянцы.

Эту святую ложь никак невозможно проверить.

Шеньо таким образом спас многие тысячи жизней.

В ярости Брюннер начал лично охотиться на евреев.

Некоторые бежали, надеясь пройти через горы в Италию.

Если бы не хромота Александра, они поступили бы так же,

Но ему не под силу такой переход,

А кроме того, Шарлотта уже на пятом месяце.

И они решили остаться, укрывшись вдвоем в «Эрмитаже».

Усадьба так велика, никто их тут не заметит.

Брюннер назначил большую награду за каждый донос на евреев.

Не прошло и дня, как в отель поступили первые письма,

И потекли доносы.

Немцы взялись за работу.

Лучше хватать добычу прямо в постели, пораньше с утра.

Во двор «Эксельсиора» сгоняли растерянных стариков в пижамах

И женщин, – этих подвергнут осмотру немецких врачей.

Если они красивы, их тут же стерилизуют

И увезут на Восточный фронт, в солдатские бордели.

Но Брюннер все еще был недоволен,

Он хотел все больше, и больше, и больше.

Допрашивал арестованных с невероятной жестокостью,

Заставляя их выдавать членов своих семей:

Каждый еврей на счету.

Узнал, что в сельской гостинице живет известный писатель —

Тристан Бернар, ему было уже под восемьдесят.

Хозяин отеля негодовал, возражая против ареста,

Но тщетно: Бернара схватили и увезли вместе с женой.

Сначала их отправили в Ниццу, оттуда в лагерь Дранси

И выпустили только после ходатайств Гитри и Арлетти[30].

В Греции Брюннеру удалось депортировать

До пятидесяти тысяч евреев,

Здесь же, как он ни усердствовал, далеко до таких успехов —

Арестованных набралось всего-то чуть больше тысячи.

К счастью, доносы исправно шли непрерывным потоком:

Слава богу, еще хватало французов, всегда готовых к услугам.

Утро двадцать первого сентября сорок третьего года.

На сей раз это был не почтовый донос, а телефонный звонок.

Некая молодая женщина…

Еврейка, беженка из Германии,

Проживает в Вильфранш-сюр-Мер, говорит аноним.

…

Дом называется «Эрмитаж».

Эрми… как?

«Эрмитаж».

Спасибо, я записал. Прекрасно!

Удачного дня и еще раз спасибо!

Не за что, я всего лишь исполнил свой долг.

Обычный донос среди сотен других…

Вот так оно происходило —

Донос без всякой причины.

Или все же причина была?

Но какая?

Шарлотта и Александр ничем никому не мешали,

Жили тихо, словно отшельники.

Может, кому-нибудь приглянулся их дом?

Нет, эта причина абсурдна —

Никто после них не владел «Эрмитажем».