— Уверен.

Ансельм Болин обменялся многозначительными взглядами с членами особой комиссии.

— Ну что ж… Здесь есть кресла, Тихо, вы наверняка заметили. Или вы предпочитаете стоять?

Сетон остался наедине с Болином. Последним ушел Йиллис Туссе. Проходя мимо, взял Сетона за руку и прошипел в ухо:

— Ты мне никогда не нравился, Тихо. Потому-то скажу тебе вот что, и не без удовольствия. Я проголосовал за — и знаешь почему? Потому что, если ты промахнешься, если аппетит братьев останется неутоленным, главным блюдом станешь ты сам. Понял? И запомни: такому, как ты, к лицу только петля, чтобы повеситься. Предложение выглядит заманчиво. Но ты провалишься. С треском.

Сетон впервые за долгое, очень долгое время улыбнулся. На шраме лопнула корочка. Привкус железа во рту — знакомый, давно не испытанный. Они опять на равных. Нет, не на равных. Он выше их.

Болин протянул ему носовой платок. Сетон прижал его к закровившей ране на щеке. Хозяин тем временем тяжело поднялся с кресла, сел на оттоманку и с болезненной гримасой вытянул больную ногу.

— Кое-что мы должны обсудить наедине, не так ли? Присядьте, Тихо.

Сетон придвинул кресло к оттоманке и последовал приглашению.

— Вы помните, о чем мы говорили в последний раз? Охотничьи псы? Так вот, я кое-что разузнал. У меня есть свой источник в полицейском управлении, и он, поверьте, за услуги потребовал немало. Вы наверняка знаете: академию закрыли. Но это временно; как только молодой король ступит на трон, все вернется на свои места. Старик Шрёдерхейм при смерти, вряд ли доживет до осени. Мне пришлось пообещать моему контрагенту стул Шрёдерхейма в академии, но теперь надежнее помощника нам не найти.

— И?..

— Вам наступает на пятки некто Эмиль Винге, младший брат известного сыщика Сесила Винге, ныне покойного. Этот новоявленный Винге в некоторой степени занял в Индебету место Сесила. Учитывая достигнутые им серьезные успехи, убрать его с дороги не так-то просто, его ценят очень высоко. И что особенно затрудняет дело, неизбежные вопросы, касающиеся деятельности нашего братства. Вопросы, которых мы тщательно избегаем. Esse non videri[15], вы же знаете.

Болин расстегнул тугой ворот камзола.

— Со вторым дело проще. Этот Кардель… он постоянно играет с огнем. Вечно в каких-то передрягах. Если его найдут с ножом в груди, никто особенно не удивится. Но, разумеется, желательно, чтобы нашлось и объяснение. Я нанял парня… тоже бывший моряк, как и сам Кардель. Они, кажется, даже знакомы. Сейчас он обходит кабаки, рассказывает, какое… извините за слово — какое дерьмо этот Кардель. Ищет кого-то, у кого есть претензии к Карделю. Когда такие найдутся… Что ж, мы примем меры. Нечаянный выстрел всегда можно назвать самозащитой.

Для Тихо Сетона вновь настали хорошие дни. Хорошие, но трудные — не мог вспомнить, было ли у него когда-то такое напряженное время. Ничто нельзя пустить на самотек, надо предусмотреть любую случайность. Только сейчас он понял, какие следы оставила на нем еле пережитая зима. От мыслительных усилий появлялась ноющая боль в висках. К вечеру уставал так, что бросался в объятия Морфея и спал, будто выпил полведра перегонного. Сны приятны — утром просыпался с ощущением триумфа. Снились фрагменты предстоящего действа, радовала продуманность и безупречность деталей. Но ненадолго: стоит открыть глаза — яркие картины сна мгновенно тают, и опять оказываешься с глазу на глаз с суровой реальностью. Суровой — да, но не отвратительной. Рваное одеяло Ларса Свалы, откидная койка — легко примириться. Раньше он был приживалом, потребителем чужой милости. А теперь? Нищета — всего лишь добровольно выбранный маскарадный костюм. Укусы клопов — большое дело. Мало ли почему может чесаться шея, локтевые сгибы? Еще вчера неприступная дверь открыта настежь, и даже внезапно появляющаяся на пороге чья-то фигура уже не вызывает приступ паники. Скорее интерес.

Сетон закрыл дверь и достал из-под полы небольшой пакет. Серая зернистая бумага того сорта, что сразу наводит на мысль о дальних странствиях. Продавца найти было нелегко. Поднялся по сходням на небольшой одномачтовый шлюп, форма и осадка которого вызывали серьезные опасения: вот-вот сам по себе пойдет на дно. Даже оглушительному аромату корицы не удается перебить кислый запах гниющей древесины. В трюме его дожидался преждевременно состарившийся моряк с такой грязной физиономией, что относительно чистыми можно было назвать только светлые борозды стекающих по щекам ручейков пота. Сетон давно заметил — жадность давно выработала свой, особый язык. Деньги и товары переходят из рук в руки, покупатель и продавец прекрасно договариваются, не понимая ни единого слова. Чтобы вызвать джинна торговли, тайные заклинания не нужны. Достаточно взглядов, движений, нечленораздельных междометий, недовольного или, наоборот, довольного похрюкивания. Сетон долго разглядывал товар, торговался, как мог, а его контрагент закатывал глаза, заламывал руки в притворных страданиях и то и дело широким жестом обозначал бескрайние морские просторы — надеюсь, вы понимаете: доставка пакета непосредственно связана с героическим преодолением этих самых бескрайних просторов.

В конце концов пришли к компромиссу и ударили по рукам.

А сейчас при свете сальной свечи Тихо не мог отделаться от ощущения: что-то не так. Цвет неправильный… или кажется?

Взял пакет за уголок и вытряхнул содержимое. На ладонь упали три маленьких жучка с застывшими, словно в невесомости, лапками. В складках бумаги он насчитал еще десять; чертова дюжина. Символично.

Поднес ладонь поближе к свету. Те, что он видел раньше, были золотистые, а эти отсвечивают роскошным изумрудным глянцем. Пришельцы из иного мира, наверняка более совершенного, чем тот, в котором живут люди. Но почему зеленые? Позеленели, что ли, от старости… Пролежали несколько лет в каком-нибудь сундуке.

Времени совсем немного. Сомнения — сомнениями, но другого выхода не найти. Надо пробовать то, что есть. К тому же не в первый раз.

В дверь постучали. Он быстро отправил жучков к товарищам по несчастью и спрятал пакетик в карман жилета. Ларс Свала вошел без приглашения и прокашлялся.

— После службы я видел, как ты беседуешь с этими юношами с юга. Потом вы пошли в Королевский сад и долго не возвращались.

Ответ последовал не сразу. Солнце всю свою мощь обрушило на небольшое окно. В комнате жар, как в пекарне, даже потолочные балки потрескивают от изнеможения. Тихо Сетон повернулся, и Ларс Свала от неожиданности забыл, о чем спрашивал. Его постоялец исчез, а на его месте появился другой человек. Сетон посмотрел в треснувшее настольное зеркало и потер бритый подбородок.

— Чесалась ужасно. Борода то есть. Рад, что с ней разделался. Наконец-то…

Тряпка в красных пятнах — бритвенный нож неизбежно задевал края старой раны, и она начинала кровить.