и я шмыгнул в один из пустующих кабинетов помощника тренера.

– Что случилось?

Долгое время мама просто плакала, и всхлипы были такими громкими, что я отвел телефон от уха и начал искать ближайшие вечерние рейсы. Я решил, что у нее что-то случилось или кто-то умер. А потом мама наконец заговорила:

– Он меня бросил.

С облегчением выдохнув, я закрыл глаза, но знал, что не могу показать ей свою реакцию.

– Мне жаль, мам.

Она шмыгнула носом.

– Он был тем самым. Я думала… думала, он сделает мне предложение.

Я почесал затылок и пораскинул мозгами, какими словами мог бы ее утешить. Теперь это уже стало знакомой традицией, о которой, надеюсь, мама не догадывается.

– Ему же хуже.

В трубке зарыдали еще громче, и я, собрав вещи и кивнув на прощание оставшимся в раздевалке парням, вышел в коридор.

– Мам, ты потрясающая женщина. И он идиот, если этого не понял. Ты найдешь себе мужчину гораздо лучше него.

– Лучше него не бывает! – выкрикнула она и заплакала. – Я старая, уставшая и сломленная женщина, – приглушенно продолжила мама. И, всхлипнув, добавила: – Я… я правда на мели, Клэй.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

– В ресторане что-то случилось?

В ответ снова лишь затяжное молчание.

– Я… хотела рассказать лично на День благодарения. Я уволилась. Вообще-то уже давно.

– Что ты сделала?!

– Брэндон меня обеспечивал! – выкрикнула она в свою защиту. – Он взял все на себя: оплачивал мои счета, планировал, что я перееду к нему, собирался… – Она снова всхлипнула. – Он обещал. Он…

Ее снова стали душить слезы, и мама осеклась, а я чертыхнулся, остановившись за углом коридора, который вел к кабинету Джианы.

– В ресторане тебя возьмут обратно, – сказал я. – Они всегда тебя принимали.

– Не сейчас, – шмыгнула она носом. – Я пыталась. Им надоело. И я не виню их. Я уже много лет была никудышным работником.

– Неправда. Ты там самая обаятельная, и они это знают.

Мама язвительно засмеялась.

– Моему обаянию, как и красоте, пришел конец еще несколько лет назад.

Сделав долгий глубокий вдох, я так же медленно выдохнул, а потом снова попытался ее успокоить.

– Я знаю, что сейчас ситуация сложная, но все наладится. Ты сможешь найти новую работу.

– Это не так-то легко!

Когда она заплакала еще горше, я закрыл глаза, желая сейчас оказаться рядом с мамой и утешить ее так же сильно, как и немного вразумить.

– Послушай, все будет хорошо. Я помогу, пока ты все не уладишь.

– Правда? – Она шмыгнула носом.

Мне вдруг стало горько от того облегчения, которое она тут же почувствовала.

Я хотел ей помочь. Я всегда помогал женщине, которая меня содержала, которая заботилась обо мне и вырастила, когда отец ушел из семьи.

Но мне было физически больно от того, что теперь она на это рассчитывала.

– О, Клэй, ты слишком ко мне добр.

– У меня не очень много денег, – признался я. – Но университет дает небольшую стипендию. Я могу оплачивать счета, пока ты не встанешь на ноги. Просто… мам, пообещай, что начнешь искать работу.

– Обещаю.

Я кивнул.

– Тогда хорошо… Мне надо идти. Но я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, родной.

– Все наладится.

Мама не ответила, но воображение тут же нарисовало, как она кивает, волосы у нее растрепаны, а глаза покраснели и опухли от слез. В детстве я очень часто видел ее в таком состоянии.

Она отключилась, а я, отведя телефон от уха, хмуро на него уставился. И меня удивило не то, как она переживала расставание.

А то, что она не поздравила меня с днем рождения.

Я списал это на ее расстройство, вспоминая, в каком сам пребывал состоянии, когда Малия со мной порвала. Тогда меня едва ли можно было назвать хорошим другом. Потому засунул телефон в карман толстовки и завернул за угол, направляясь к кабинету Джианы.

И молясь, чтобы мама не прибегла к бутылочке с таблетками, пока я буду со всем разбираться.

У меня не хватило времени обдумать, сколько маме понадобится денег, сколько я смогу ей перевести, да и о самом ее расставании с мужчиной, потому что, как только вошел в кабинет отдела по связям с общественностью, на меня посыпался дождь конфетти.

– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

Джиана исполнила небольшой танец и дунула в дуделку-язычок, который прозвучал как береговая сирена. Над головой у нее висел гигантский блестящий баннер, а она смотрела на меня широко распахнутыми радостными глазами, в которых отражалось пламя свечей в виде двойки и нуля, торчащих из домашнего торта на столе.

– Поторопись, пока они не потухли, – напутствовала она и подтолкнула меня к свечам. – Загадывай желание!

Я хотел быть счастливым. Хотел улыбнуться. Хотел сказать Джиане, какая она чудила и как я это обожаю.

Но хватило меня лишь на то, чтобы тихонько дунуть на свечи.

Джиана захлопала в ладоши, вытащив свечи и отложив их в сторону, а потом стала резать торт.

– Я понятия не имею, какой ты любишь торт, но подумала, что с шоколадным точно не прогадаю. И конечно, с кондитерской посыпкой. Все любят посыпку. – Она протянула мне тарелку, на которой лежал огромный кусок. – Шон сегодня приходил на игру. Мы немного разговорились после того, как я разобралась с прессой. Он спросил, приду ли я на этой неделе в кофейню к нему на выступление. – Джиана пошевелила бровями, глядя на меня, и воткнула вилку в свой кусок торта. – Кстати, необязательно было так усердствовать во время последних минут игры, но я, черт возьми, весьма рада. Это было невероятно. Репортеры с ума сошли. Ты сегодня будешь во всех новостях.

Она улыбнулась и протянула мне вилку, но я не смог ответить ей таким же воодушевлением. Когда Джиана это поняла, ее улыбка померкла.

– Что-то случилось?

Я сглотнул.

– Моя мама.

На большее я был не способен, но, к счастью, Джиана не стала напирать. Она нахмурилась и понимающе кивнула, забрав у меня тарелку с тортом и поставив ее на стол.

– Собирайся, сходим кое-куда.

– Куда?

– Увидишь.

Глава 17

Клэй

В университетской обсерватории мы были одни.

Ну конечно, ведь стоял субботний вечер, и наша команда только что выиграла матч против одного из главных соперников. Все остальные праздновали – кто в Яме, кто в баре за пределами кампуса.

Все, кроме нас с Джианой.

Она не проронила ни слова, пока мы шли сюда нога в ногу по тротуару. Мы слышали, как студенты отмечают по всему кампусу, но, чем ближе подходили к внешнему периметру, тем более