В конце концов налетевшая буря, та самая, которая опрокинула на землю «Ярла Шаннару», дала им возможность путем невероятного напряжения увеличить отрыв. Шторм примчался с побережья огромной черной стеной и разразился, когда и преследуемые, и преследователи углубились в лес, примыкающий к горам Алётра Арк. От него не было никакого укрытия. Шторм обрушился на них потоками дождя и почти непрерывными раскатами грома. Удары молний поражали деревья, превращая их в ослепительные факелы и осыпая все вокруг мириадами искр. Бек крикнул Трулзу, что им следует найти убежище, но тот проигнорировал этот призыв и продолжал бежать, даже не оглянувшись. Бек следовал за ним, главным образом потому, что у него не было выбора. Над ними неистовствовал яростный шторм, а они продолжали мчаться по лесу, непрерывно пронзаемому молниями, увертываясь от падающих горящих деревьев.

Когда они наконец остановились, шторм уже отбушевал, а они насквозь вымокли и промерзли до мозга костей. Температура воздуха значительно упала, и зелень леса приняла зимний оттенок. Небеса были все еще темными, затянутыми облаками, но в то же время ночь стала отступать, и на горизонте забрезжил серебристый рассвет нового дня. Солнце все еще скрывалось за черной стеной прошедшего шторма, но уже скоро оно поднимется достаточно высоко в небе, чтобы залить землю своим ярким светом.

Задыхаясь, Бек взглянул в глаза Трулза:

— Мы не можем поддерживать этот темп. Во всяком случае, я не могу.

— Слабеешь, парень? — Смешок его собеседника напоминал саркастический лай. — Попробуй понести свою сестру и посмотри, каково это.

— Думаешь, мы оторвались от них? — спросил Бек, поняв уже, почему они продолжали движение.

— Сейчас — да. Но они найдут следы достаточно быстро. — Оборотень опустил Грайан на бревно, где она сидела безвольно, не проявляя никакого интереса к окружающему, с отсутствующим взглядом и изможденным лицом.— По крайней мере, мы купили себе немного времени.

Бек с минуту смотрел на Грайан, пытаясь найти в ее лице хоть признак мысли и не находя его. Он физически ощущал, как ее неспособность нормально действовать, отзываться на действительность, давит на него тяжким грузом. Они не могут позволить ей оставаться в таком состоянии, если хотят получить хоть какой–нибудь шанс на спасение.

— Что будем делать? — спросил он.

— Бежать и бежать.

Бек чувствовал, что Трулз Рок смотрит на него из черного овала своего капюшона.

— А что бы предложил ты?

Бек покачал головой и ничего не ответил. Он ощущал себя оторванным от мира. Он чувствовал себя покинутым, сиротой, которому предстоит заботиться о себе, не имея ни малейшего шанса осуществить это. После того как умер Странник и оставшихся в живых членов экспедиции «Ярла Шаннары» разбросало по чужой земле, в его жизни не осталось других целей, кроме как попытаться спасти свою сестру.

— Пора идти, — сказал, поднимаясь, Трулз Рок.

Бек тоже поднялся.

— Я готов,— провозгласил он, чувствуя все, что угодно, кроме этой готовности.

Оборотень неопределенно хмыкнул, уложил Грайан в колыбель своих могучих рук и пустился в путь.

Они шли весь остаток ночи, продвигаясь главным образом по таким местам, где земля была достаточно мокрой, чтобы их следы наполнялись влагой и исчезали прямо у них за спиной вместе с их запахом. Это был самый трудный день из всех, что когда–либо выпадали на долю Бека. Они останавливались лишь для того, чтобы перевести дыхание, глотнуть воды и немного поесть из тех небольших запасов, что нес Трулз. Они не снижали темпа, и это было жестоко. Но более всего Бек страдал от постоянного ощущения себя загнанным зверем, оттого, что они просто удирали, а не шли в какое–то безопасное место, зная, что им неоткуда ждать помощи. Бек держался лишь благодаря силе своих воспоминаний о доме, о семье, о жизни в горах с Квентином и его родителями, о тех днях, которые столь далеко затерялись во времени и пространстве, что казались сном.

Они уже не слышали своих преследователей. Приласканный солнцем после бури лес притих, и земля обрела спокойствие. Бек и Трулз сидели в тишине и поедали свой ужин, состоявший из сушеной солонины, черствого хлеба и сыра. Грайан ничего не ела, хотя Бек неоднократно пытался заставить ее поесть. Безрезультатно. Если она сама не станет есть, он не сможет ее принудить. Ему удалось заставить ее проглотить немного воды, с ее стороны это было рефлективное действие, столь же бессмысленное, как и его усилия. Он беспокоился, что она потеряет силы и умрет, если не проглотит что–нибудь, но не знал, что ему делать.

— Оставь ее, — таков был ответ оборотня, когда Бек спросил его мнение. — Она поест, когда будет готова к этому.

Бек так и сделал. Он съел свою долю, уставившись в темноту, погруженный в свои мысли.

Когда они закончили ужин, Трулз встал и потянулся:

— Укрой свою сестру и отправляйся спать. Я вернусь назад и посмотрю, не приблизились ли реты и их псы. — Он помолчал. — Я имею в виду именно то, что говорю, мальчик. Отправляйся спать. Забудь об опасности и прекрати думать о своей сестре. Тебе необходимо отдохнуть, если ты хочешь поспеть за мной.

— Я смогу держаться, — выпалил в ответ Бек.

Трулз Рок тихо усмехнулся и растаял между деревьями. Бек с минуту смотрел ему вслед, затем подошел к сестре и вгляделся в ее холодное, бледное лицо — лицо ведьмы Ильзе. Она выглядела такой молодой, ее черты излучали детскую невинность. Не было видно никаких признаков того чудовища, которым она была внутри.

Его охватило чувство безнадежности. Он ощущал такое отчаяние при мысли о том, что она сотворила со своей жизнью, о тех ужасных деяниях, что она совершила, о жизнях, которые она погубила. Она знала, что делала. Она избрала такой образ действий и нашла способ оправдать его. Надеяться, что она избавится от своего прошлого, как змея — от своей кожи, было смешно. Трулз, вероятно, прав. Грайан никогда не станет тем ребенком, которым была когда–то. Она никогда не вернется.

Повинуясь внутреннему порыву, Бек прикоснулся к ее щеке и медленно провел пальцами по гладкой коже. Он даже не мог вспомнить ее ребенком. Ее образ был создан лишь его воображением. Она помнила его, но в основе его воспоминаний были смутные надежды и желание обрести сестру. Поэтому созданный им образ Грайан был в значительной степени проекцией его собственного. Думать о ней так же, как он думал о самом себе, было глупой игрой.

Бек потянулся к ней и нежно привлек к себе. Она подалась безвольно, позволив ему обнять себя. Он попытался представить себе, что она должна чувствовать, будучи загнанной в ловушку своего разума, не имея возможности вырваться оттуда на свободу. А чувствовала ли она что–нибудь? Осознавала ли она вообще, что происходит? Он прижался щекой к ее щеке, ощутив ее тепло, погружаясь в него. Бек не мог понять, почему она вызывала в нем столь сильные чувства. Он едва знал ее. Она была чужой, и до недавнего времени врагом. И тем не менее то, что он чувствовал, было настоящим и подлинным, и он был вынужден признать это. Он ни за что не оставит ее, даже если это будет стоить ему жизни. Бек был так же уверен в этом, как и в том, что ничто в его жизни уже не будет прежним.