– Про кого? – не понял я.

Сергей Данилович доехал до бара и достал бутылку дорогого виски.

– Ты, Иван Павлович, как насчет односолодового?

Я не хотел прикасаться к спиртному и нашел прекрасную причину для отказа:

– Вполне положительно, но сейчас за рулем.

– Правильно, молодец! – похвалил меня Стеклов, ставя на стол выпивку и пару широких стаканов с толстым дном. – А мы с Гариком примем по граммульке. В моем рассказе будут дыры, все я тебе изложить не могу, но того, что сообщу, вполне хватит… В середине девяностых обратилась к нам Анна Андреевна Ефимова, рассказала странную историю, показавшуюся мне фантастической. Дескать, у нее пропал сын, Ефимова уверена, что он мертв, ее невестка, молодая девица из провинции, убила своего мужа, труп где-то спрятала, заполучила как вдова его квартиру-дачу-машину-бизнес и, вместо того чтобы горевать по покойному, гуляет, веселится. Дело для нас неинтересное, таким полиции заниматься надо, но тогдашний мой начальник с этой Анной Андреевной шуры-муры крутил и велел мне разобраться. В мелкие подробности вдаваться не стану, кто там кого отравил, нам сейчас неинтересно, сразу конец сообщу. В поисках пропавшего мужика я вышел на солидного профессора, доктора химических наук, Вилковского Вячеслава Михайловича. Его жена Абдурезеда Исмаиловна работала в одном из крематориев распорядительницей траурных церемоний. Бывал когда-нибудь на похоронах? Видел теток в черных костюмах, которые с фальшиво печальными лицами говорят: «Попрощайтесь с дорогим усопшим, заберите цветы из гроба»?

Я принял из рук Гарика чашку с чаем.

– Приходилось участвовать в скорбных церемониях.

– Вот Абдурезеда этим занималась, – продолжал Стеклов. – Вилковские жили не в Москве, а в Авиторске, это довольно большой город за двести километров от столицы. Там работал НИИ, где Вячеслав Михайлович служил директором. У него были сын Ерофей и невестка Маргарита плюс внук Константин, молодые уехали отдыхать и погибли в автокатастрофе, Ерофей сел пьяным за руль. Костя в младенчестве остался сиротой. А у Вячеслава первая жена умерла от болезни. Вдовец женился на Абдурезеде. Приличная вроде семья, работают, внука малолетнего на ноги ставят. И – бац! – выясняется нечто фантастическое. Вилковский, оказывается, разработал технологию получения алмазов из праха покойного.

Я едва не пролил чай на брюки.

– Что вы сказали?

Сергей Данилович, хмыкнув, взял бутерброд.

– Технические подробности не объясню, сам в них еле-еле разобрался, но хорошо помню, как Вилковский вещал: «Алмаз – это углерод, а пепел содержит этот элемент в достатке. В зависимости от количества праха получаются желтые или голубые камни, и их не отличишь от природных алмазов. Они вечны, их можно передавать из поколения в поколение». А потом продемонстрировал мне коробку с двумя камешками и заявил: «Тело сына и невестки кремировали там, где они погибли, но урны мне доставили. Слева Ерофей, справа Маргарита. Они всегда со мной!» Тут я понял, что у дядьки конкретно крыша съехала. Короче, психиатры из-за Вилковских передрались, одни считали мужа ненормальным и жену его тоже ку-ку. Другие пребывали в уверенности, что Вячеслав Михайлович – крупный ученый, придумавший отличный способ избавить землю от кладбищ. В процессе разбирательства выяснилось, что из одного трупа можно сделать несколько камней. Пепел для работы «ювелиру» помогала получать жена.

– Жесть! – поежился Игорь.

– Согласен, – кивнул Сергей Данилович. – Но, понимаешь, довольно часто мысли о создании чего-то нового одновременно приходят в голову разным людям. Например, о том, кто придумал радио, спорят до сих пор. В России считается, что Александр Попов, в США называют Николу Теслу, во Франции говорят о Гульельмо Маркони. Копья ломают потому, что все эти великие ученые почти одновременно явили миру свое открытие. Собственно, к чему я сейчас про них вспомнил? На днях включил телик и увидел фильм о фирме в Швейцарии, которая предлагает интересную услугу – производство алмазов из пепла кремированных. Я подумал тогда: «Вилковский вас, ребята, опередил, эту технологию много лет назад разработал». Его, естественно, чокнутым сочли, а теперь вот, надо же, товар на рынок вышел. Люди платят немалые деньги, чтобы иметь ювелирное изделие с памятным камнем.

Меня передернуло. Никогда бы не смог носить подобный перстень.

Стеклов побарабанил пальцами по столу.

– Когда человечество изобрело крематории, многие протестовали против сожжения тел, потом мораль изменилась. Может, вскоре и алмазы из покойников перестанут нас коробить, отношение к останкам человека – это морально-этическая проблема. Но ты не уловил главного, придется повторить: ни один ювелир не способен на глаз отличить «мертвый» камень от природного, для этого нужна консультация специалиста. Но если кольцо или кулон продается в магазине, то сомнений в подлинности изделия, как правило, не возникает, ведь к нему прилагается сертификат качества.

И тут меня осенило:

– Хотите сказать, что Вилковские использовали пепел кремируемых для получения камней, а потом сбывали их, договорившись с торговлей?

– Работа приучила меня к тому, что все невозможное чаще всего возможно, – пожал плечами Стеклов. – Нет, возникла другая версия. Оборудование для производства алмазов дорогое, где профессор взял на него деньги? Я предположил, что Вилковский сотрудничал с криминальными структурами. В начале пути, когда профессор придумывал методику, экспериментировал с ней, материал для опытов ему добывала жена, работница крематория. Но потом, когда ученый отшлифовал процесс, он стал работать на бандитов. Камушки-то они с женой умели делать, а вот как обменять их на рубли?

Я переварил услышанное.

– Если дело поставили на поток, то им понадобилось много золы. Где ее брали?

– Ну ты спросил… – удивился хозяин дома. – В Москве и области не один крематорий. Вилковскому привозили все необходимое. Преступники могли использовать и другой вариант: одним выстрелом двух уток угрохать. Убрали неугодного человека – получили брюлик в подарок. Просто так, в качестве десерта.

– Жесть, – повторил Игорь. – Думал, меня ничто не удивит, но это уж чересчур.

Сергей Данилович поехал к чайнику.

– Камушки получались, грубо говоря, из ничего, причем качество алмаза не зависело от того, чей прах послужил для него сырьем: бандит, бомж или приличный член общества. Девяностые – темное время, я мог бы рассказать, как черные риелторы семьями народ на тот свет за квартиры отправляли. А уж сколько рядовых «быков» на «стрелках» полегло, вообще никто не считал. Матери пороги отделений милиции обивали, рыдая: «Сын не пришел домой!» Думаете, поисками пропавших упорно занимались? Нет. Люди исчезали без следа, и кое-кого кремировали тайно в подпольных установках.

Я пришел в себя.

– И что случилось с Вилковскими?

– В разгар следствия меня ранили, – сообщил Сергей Данилович. И, поймав мой взгляд, брошенный на инвалидное кресло, пояснил: – Нет, в каталке я после операции на тазобедренном суставе временно оказался, две недели как из больницы выписался. Коксартроз у меня. Я не инвалид, уже хожу на костылях, но велели пока беречься, вот и рулю по вечерам, когда устаю. А в тот раз из машины около дома вышел, и кто-то в спину мне выстрелил. Очнулся в клинике, четыре месяца провалялся, но выздоровел. Интересуешься, что случилось с Вилковскими? Они под подпиской о невыезде были и сбежали.