но сухо, четко и непредвзято представшие картины на официальную бумагу перенести не удавалось. То и дело хотелось дополнить это сочинение на рабочую тематику парой нелестных эпитетов, которые выразили бы его отношение к происходящему.

Протянув в неравной битве с клавиатурой еще около часа, лже-Олежка оглядел свое творение и довольно хмыкнул, теперь его рапорт был похож на официальный документ, который будет не стыдно, если что, положить на стол даже президенту.

Дело оставалось за малым: дописать пару строк, что в ходе наблюдения за малоизученным явлением пострадали дорогостоящие магические линзы и теперь, вероятнее всего, починке не подлежат. Финансисты придут в бешенство, списывая новое оборудование в утиль.

Но в данный момент Вересу было плевать, что подумают финансисты, хотелось поскорее отправить отчет и уложить слабое, неподготовленное к таким нагрузкам тело на раскладушку.

До начала рабочего дня в Шкрябинке оставалось не так много времени, к девяти утра в администрацию на разбор архивных залежей должны явиться «объекты слежения», и за оставшиеся несколько часов оперативнику надо было умудриться хотя бы чуть-чуть поспать.

На этот раз складывать терминал Верес не стал – просто оттащил прибор в угол комнаты и накрыл тентом от палатки. Даже если кто-то неожиданно войдет, внимание на тряпье в углу не обратит.

Около семи утра по местному времени должен был прийти ответ из столицы, поэтому смысла сворачивать-разворачивать прибор туда-сюда оперативник не видел. Хотя на всякий случай предусмотрительно отключил его от питания, мало ли какие еще таинственные явления могут появиться в этом доме. Сломанных линз вполне хватило для урока бережного обращения с казенной собственностью.

Через несколько минут Верес вовсю храпел на скрипучей раскладушке, сон пришел к нему на удивление быстро. Война войной, а сон и обед, как говорится, по расписанию.

* * *

Спутниковый терминал, несмотря на отсутствие внешнего питания, ожил через полтора часа, дистанционный запуск и внутренняя батарея позволяли ему совершать такие «самостоятельные» шалости.

Экран прибора выдал одну короткую фразу: «Продолжать наблюдение, в события не вмешиваться».

Глава 10

Матрена торопливо шагала по ночной неосвещенной улице. Ее движения были быстрыми и суетливыми, однако по точности чеканки шага хотелось предположить, что любому строевому солдату она дала бы фору и еще ехидно похихикала в конце, когда он не смог бы ее догнать.

Вот и я не могла. Мне хотелось отрастить два, а лучше четыре крыла, чтобы угнаться за ней. Мало того, что приходилось огибать огромные грязевые лужи, на которые старушка вообще не обращала внимания и перла по ним в резиновых ботах с целеустремленностью тарана, так еще дождь умудрялся капать мне за шиворот. Волосы уже пропитались водой подобно губке, дело оставалось за малым – чтобы вся одежда до трусов вымокла прямо на мне.

Зонт бабуся брать запретила, сказав, что в лесу от него толку все равно не будет.

Идея шуровать в лесную чащу за полночь была выдвинута Матреной, поддержана ею же и обсуждению, как всегда, не подлежала. Загадочная Оксана, как выяснилось, живет отшельницей, как и положено таинственной ведьме, в темном-темном лесу, и попасть к ней лучше всего темной-темной ночью.

Мое воображение честно нарисовало эдакую старую каргу, которая, чтобы не пугать мирный люд безобразным внешним видом, поведением и грязными делишками, ушла жить в чащу. На мои любопытствующие вопросы о том, кто такая эта Оксана, почему ночью и почему в лес, прародительница Терентьева тактично отмалчивалась, мол, сама все увидишь.

Так что увидеть я готовилась как минимум избушку на курьих ножках.

Не, ну а что? Антураж располагал.

Дождь. Грязь. Лес. Где-то ухает сова. Атмосферно.

Собственно, подойдя к лесу вслед за Матреной, ничего хорошего я не ожидала. Мало того, что я ничего не видела в кромешной темноте, так еще каждая встречная ветка норовила хлестнуть меня по лицу посильнее, чтобы жизнь медом не казалась. Хотя чем-чем, а им она и так не казалась. Разве что прошлогодней твердокаменной ириской.

– Баб Матрен, – заныла я. – Я ничего не вижу и не успеваю за вами.

– Цыц, дурында, чего в лесу орешь! Оксанку спугнешь! – вдруг раздался голос бабуси, оказавшейся прямо за моими плечами, хотя до этого она топала впереди.

У меня от неожиданности чуть сердце в пятки не упало.

– Кого-кого спугну? – пролепетала я уже гораздо тише.

– Ведьмарку нашу, – тоном, не терпящим возражений и новых вопросов, отрезала бабуля.

А мне становилось все грустнее: мало того, что Шкрябинка – еще тот сумасшедший дом, так и лес, к ней примыкающий, явно дружбой с головой не страдает.

Теперь Матрена шла позади, подталкивая мою тушку в спину и придавая ей тем самым нужное направление. Бабуся, в отличие от меня, в темноте ориентировалась прекрасно, я же грустила: толку иметь кошачьи глаза, если в темноте как кошка видеть не можешь? Вот ведь природная несправедливость.

Около десяти минут непрерывного хождения «по мукам», и мы вышли на полянку. То, что это именно полянка, в кромешной темноте видно не было, но отсутствие вокруг меня кучи злобных веток внушало оптимизм.

– Вот и пришли, – подтвердила мою догадку бабуся. – А теперь будем ждать. Она обычно не задерживается, минут через двадцать-тридцать прилетит.

– Что-что она сделает? – уронила я челюсть.

Точно к старой карге приперлись, сейчас явится такая, с помелом и в ступе.

– Прилетит. Птицы, они летают, чтобы ты знала, – умным голосом заявила старушка.

– Баба Матрена, а давайте начистоту? – начала звереть я. – Может, всё-таки расскажете, кто такая эта Оксана и с какого перепуга мы поперлись посреди ночи в лес?

– О, а я думала, ты еще полгода вежливой будешь, – почему-то засмеялась та. – Все «спасибо», «пожалуйста», на «вы» обращалась. А стоило в лес завести, вот они, зубки Василисы, и показались.

– Вам действительно весело?

От ее слов мой боевой пыл мгновенно растворился.

– Конечно, должно же быть у меня, старухи, хоть какое-то развлечение на старости лет. Я тебя и так вывожу, и эдак, а ты все терпишь да терпишь. Ты с таким подходом в жизни далеко не уйдешь, бойчее надо быть, Василиска, ловчее и наглее. Иначе на шею сядут.

– Это вы так тему переводите?

– Вот еще, совет мудрый даю. Послушаешься, и жизнь сразу намного легче станет.

– Так вы расскажете про Оксану?

– Чего б не рассказать? Оборотница она. Лесная сова, днем спит, ночью летает, лес охраняет. Знаешь, сколько браконьеров за шкирку выволокла из чащи? Не пересчитать.

Теперь я уже ничего не понимала. Ну ладно, оборотень. Да, такие еще встречаются, редко, но не настолько, чтобы удивляться. Но ведь все жители в деревне говорили, что вторая ведьма Шкрябинки – древняя немощная старуха, а тут выходит, что сова-Оксана живее всех живых.

Эту мысль я решила высказать Матрене. Раз втравили меня в это ночное лесное путешествие, так рассказывайте, что к чему.

– По человеческому возрасту Ксанке сейчас около восьмидесяти,