В общем, мне потребовался почти час, чтобы улучшить мою ситуацию. И каждый раз, когда я делал очередной ход, старичок начинал хрюкать и качать головой. Наконец, дело дошло до эндшпиля, и через три хода я сделал ему шах.

— Будь я проклят, — говорит он, — КТО вы, молодой человек?

Я ему сказал, как меня звать, а он говорит:

— Нет, я спрашиваю, где вы играли? Я что-то вас не припомню.

Тогда я ему говорю, что научился играть в шахматы в джунглях Новой Гвинеи, и он говорит:

— Боже! Вы хотите сказать, что никогда не принимали участия в чемпионатах?

Я отрицательно покачал головой, а он говорит:

— Ладно, тогда я вам скажу — может быть, вам это неизвестно — я был когда-то международным гроссмейстером, а вы вступили в эту партию в положении, совершенно проигрышном. Но вы у меня выиграли!

Я спросил, как это получилось, что он не играет в зале с остальными, а он говорит:

— Раньше-то я играл, но теперь мне уже под восемьдесят, так что я участвую только в турнирах для пожилых. А вся слава достается молодым — у них мозги пошустрее!

Я кивнул, и поблагодарил его за то, что он со мной сыграл. А он говорит:

— Послушайте, а вы уже ужинали?

Я говорю, что сегодня съел только бутерброд, а он говорит:

— Хотите, я угощу вас ужином? В конце концов, своей игрой вы доставили мне массу удовольствия!

Я говорю, идет — и мы отправились в ресторан. Оказалось, замечательный старикан! Звали его мистер Триббл.

— Вот что, — говорит мне за ужином мистер Триббл, — я, конечно, хотел бы сыграть с вами еще несколько партий, чтобы окончательно удостовериться в вашем даре, но если нынешняя партия не была просто удачным совпадением, то вы — самый блестящий из неизвестных миру игроков. Я бы с удовольствием проспонсировал пару турниров с вашим участием, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Я ему объяснил, что еду домой, чтобы разводить креветок и все такое, а он говорит:

— Слушайте, Форрест, такой шанс выпадает раз в жизни. Вы можете заработать на этом кучу денег. — Он сказал, чтобы я пока подумал, а утром сообщил ему. Я пожал ему руку и вышел на улицу.

Там я погулял немного, только в Нэшвиле смотреть почти нечего, так что я в конце концов пристроился на скамейке в парке. Тут я начал думать — а это для меня процесс не самый легкий — как же мне поступить? Конечно, прежде всего я думал о Дженни — где она? Она писала, чтобы я ее не искал, но что-то такое мне говорило, что она меня еще не забыла. Конечно, в Индианаполисе я вел себя как дурак, не отрицаю. Я делал все совсем не так, как нужно было бы. Только вот что нужно-то делать? Вот я лежу здесь, денег у меня практически нет, а нужно начинать разводить креветок — и вот мистер Триббл говорит, что я могу неплохо заработать на этом шахматном бизнесе. Только вот каждый раз получается, стоит мне немного отклониться от дороги домой, к креветкам, как я обязательно оказываюсь по уши в дерьме. Вот и теперь такая ситуация.

Но долго думать мне не пришлось, потому что подошел полисмен и спросил, что я тут делаю.

Я говорю, что просто сижу здесь и думаю, а он говорит, что ночью думать в парке не разрешено, так что нужно мне отсюда выкатываться. Снова пошел я на улицу, а этот полисмен за мной. Я просто даже не знал, куда и идти. Ладно, сворачиваю я за угол, и нахожу место поуютнее, и тут же появляется этот же полисмен.

— Отлично, — говорит он, — ну-ка, проваливай отсюда!

Я снова выхожу на улицу, а он говорит:

— Что ты тут делаешь?

— Ничего, — отвечаю я.

— Так я и думал, — говорит он. — Итак, я арестовываю тебя за бродяжничество.

Ну, сажают меня в участок, а утром говорят, что я имею право на один звонок. Поскольку тут у меня знакомых не было, кроме мистера Триббла, то я ему и позвонил. Примерно через полчаса он приехал в участок и вытащил меня оттуда.

Потом он привез меня в отель, угостил завтраком, и говорит:

— Слушай, а что бы мне не занести тебя в списки межзонального турнира, который начинается на следующей неделе в Лос-Анжелесе? Первый приз — десять тысяч долларов. Я оплачиваю все твои расходы, и мы делим пополам деньги, которые ты выиграешь. Похоже, тебе нужна помощь, и, сказать тебе правду, я с удовольствием тебе помогу. Я буду твоим тренером и менеджером, идет?

Конечно, у меня были еще кое-какие сомнения, но я решил, что попытка — не пытка. Так что я могу немного попробовать, пока не заработаю денег на креветочный бизнес. Мы ударили по рукам и стали партнерами.

Да, в Лос-Анжелесе есть на что посмотреть! Мы приехали туда на неделю раньше, и мистер Триббл стал полировать мой стиль игры. Только через пару дней он покачал головой и сказал, что учить меня нечему, потому что у меня все ходы «зашиты в компьютер». Ну, так тому и быть. Пошли мы осматривать город.

Мистер Триббл отвел меня в Диснейленд, покатал на разных аттракционах, а потом устроил экскурсию на съемочную площадку. Там снимали сразу кучу фильмов, и вокруг так и бегали люди, крича: «Приготовиться!», «Снимаем!» «Мотор!», «Проба!» и прочую чушь. Один фильм был вестерн, и мы видели, как один парень десять раз пробивал головой оконное стекло, пока у него не получилось как надо.

И вот пока мы на это смотрели, подходит какой-то парень и говорит:

— Извините, вы актер?

— Что? — говорю я. А мистер Триббл говорит:

— Нет, мы шахматисты.

Но это парень говорит:

— Ужасно, такая хорошая натура, вот этот парень просто идеально подходит для фильма, который я сейчас снимаю. — Он подходит ко мне поближе, щупает мои мышцы, и говорит:

— Ну и ну, да это просто феномен какой-то — вы правда никогда не играли?

— Нет, однажды играл, — говорю я.

— Ага! — говорит это парень. — И в чем?

— В «Короле Лире».

— Прекрасно, мой мальчик, — говорит он. — Это просто великолепно. А карточка профсоюза у вас есть?

— Какого такого профсоюза?

— Ну, Актерской гильдии — да ладно, это неважно, — говорит он. — Слушай, парень, это мы уладим, только скажи мне — где ты все это время прятался? Ну, ты только посмотри на себя! Такой мощный здоровенный парень — просто новый Джон Уэйн какой-то!

— Он не Джон Уэйн, — кисло отвечает мистер Триббл. — Он — шахматная звезда.

— Тем лучше, — говорит тот парень. — УМНЫЙ большой мощный неразговорчивый типаж. Уму непостижимо! Это редкость!

— Я не такой умный, как кажусь, — говорю я, стараясь быть искренним. Но этот парень снова говорит, что это все неважно, так как актеру не обязательно быть умным или там честным. Ему важно делать то, что от него требуют и не путать текст.

— Меня зовут Фельдер, — говорит он, — и я снимаю кино. Я бы хотел, чтобы вы прошли кинопробу.