А через пару дней, мы с Сью и Дэном переехали. Мы отправились в Чарльстон, потом в Ричмонд, потом в Атланту, Чаттанугу, и Мемфис, а потом в Нэшвилль и наконец, в Новый Орлеан.

В Новом Орлеане всем на всех наплевать. Так что мы в полный рост наслаждались жизнью, играли каждый день в Джексон-парке, и глазели на таких же чудиков, как мы.

Я купил велосипед с двумя колясками для Сью и Дэна, и каждое воскресенье мы отправлялись на реку рыбачить. Дженни каждый месяц пишет мне, и присылает фотографии маленького Форреста. На последней он снят в форме малышовой футбольной команды. Тут еще есть одна девица, работает официанткой в местном баре со стриптизом, и раз в неделю мы с ней встречаемся и валяем дурака. Ванда ее зовут. И мы с Дэном и Сью часто гуляем по Французскому кварталу — просто поглазеть. Там столько такого народу, что нам с ними и не сравниться — словно они только что сбежали из Сибири.

Как-то приходил парень из местной газеты и хотел написать обо мне статью, потому что я «лучший человек-оркестр из всех, что ему приходилось слышать». Он стал задавать мне всякие вопросы, и пришлось рассказывать ему про свою жизнь. Но посередине он сдался — сказал, что не может такое печатать, потому что никто в это не поверит.

Но вот что я вам скажу — по ночам я смотрю в небо, и когда проступают звезды, я вспоминаю все, что было. И я по-прежнему вижу сны, как и все, и думаю о том, что могло бы быть, если… Ведь скоро мне стукнет сорок, а потом вдруг шестьдесят, понимаете?

И что тут такого? Верно, я идиот, но все-таки, я всегда старался делать все правильно — ведь сны, это всего лишь сны? Так что чтобы там не случилось, я знаю одно — я всегда могу оглянуться назад и сказать, что я прожил незряшную жизнь.

Вы меня понимаете?