Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты скоро все узнаешь. Самым первым, обещаю… — заверила я.
— Но после Высоковского, — уточнил Гущин. — А я-то несся к тебе с самыми свежими новостями. Хотел порадовать…
— Интересно, чем?
— Ну, теперь мне нет причины с тобой откровенничать.
— Гущин, я не знаю, что там. Может, там гвозди, и тогда моя новость вообще не имеет значения. Это только догадки. Как проверю, сразу расскажу!
Сергей подумал и согласился:
— Окей, так и быть. Слушай меня, деточка, одну хорошую малявку, которая вела себя очень плохо, отправилась гулять без жениха и никому не сообщила, куда пошла… Так ее наказала злая черная вдова. Она думала, что у малышки заветный ключ и, ой, как ошиблась!
— От чего ключ? — не поняла я.
— А вот этого она не сказала. Напела про ключи от дома, мол, сюрприз хотела сделать Мишуньке-лапатуньке…
— Это она! Она — Троянский конь! — я была уже уверена, что в банке с молотым кофе находится ключ!
— Подожди, я тебе не рассказал самую романтическую часть, — остановил меня Гущин. — Вдруг появился мальчик — светлый одуванчик и поймал черную ведьму с поличным и отправил ее в СИЗО!
— Это кто?..
— Твой святой архангел.
— Подожди, ты про…
— Да про Михаила твоего! Ему охранник гаражей про твой приезд сообщил. Мишка все бросил и к тебе поехал. Меня ещё отчитал. Ты знала, что он особо матерно умеет ругаться? Теперь знай.
— Он Лену полиции сдал? — я не верила, что он сноху мог так просто посадить. Она же мать маленького ребенка…. А если она — конь и убила Павла?..
В голове у меня все так запуталось, что я не могла понять, правильно он поступил или поспешил.
— Ты что такая Несмеяна? Будто прощенное воскресенье пропустила, а без него тебе каяться пред всеми в лом, — удивился Гущин. — Думал, я тебя обрадую. Романтика какая! Мистер-твистер спас свою царевну В-цель-стреляну.
— Ага, мне очень радостно.
— Убери свой скептизм. Ты не знаешь, как он тут носился и всех докторов на уши поставил.
Тут дверь палаты открылась, и я увидела голову Михаила. Сразу заметила, что он подстригся. Мне почудился запах его туалетной воды.
— Все тайны обсудили? — спросил он и вошел в комнату.
Его глаза с улыбкой смотрели на меня. В этот момент я была счастлива, что его не было рядом, когда я нечаянно убила стрелка Троянского коня. Гущин, попрощавшись, вышел, а Михаил сел на его место рядом с моей кроватью.
— Зачем ты туда поехала?
— Проверить, где все оставшееся спрятал твой брат.
— Документы все у меня. Не хватает малого. Но через суд я и это скоро получу. Не рискуй больше, — сказал он и погладил пою руку.
У меня сразу замерло сердце. Я боялась дышать, ведь он мог заметить, как я неровно реагирую на него.
— Я должна найти коня, — почти басом сказала я.
— Какого коня? — Михаил, видимо, вообще ничего не знал об этой группировке. — Ты о байке сейчас говоришь или ты настоящую лошадь хочешь?
Я замолчала. Миша не знает все детали следствия. Зачем его опасности подвергать?
— Нет… Я о другом…
— Тебе старый скутер мой понравился? — перебирал он.
Что же за дотошный такой!
— Нет…
— Вика, ты должна не коня искать, а за меня замуж выйти, — Миша достал синюю мохровую коробочку. В ней был большой красивый перстень с голубым камнем. Он протянул футляр мне. Но…
Меня его слова так взбесили. Должна?! Да я ничего ему не должна! Я снайпера убила! Голову поранила! Чуть жизни не лишилась… А он… Должна… Это все игра!..
Коробка с кольцом попала прямо в лоб Высоковскому…
Сама не верила, что я так с Высоковским поступила… Он меня нашел, вылечил, с цветами приперся… А я…
Я его прогнала и зарыдала. Я швырнула в него его дорогущим кольцом!
Его увела медсестра. Потом эта же медсестра меня успокаивала и сделала укол, после чего, рыдая, я заснула.
Когда я раскрыла глаза и осознала, что случилось… И во мне ни капли сожаления не осталось. Просто я поразилась самой себе. И подумала, даже если меня он уволит, отправит в деревню, то я уеду, посылая его знакомой веткой…
Да! Я буду плакать, его, чёрствого деспота, вспоминать… Но не стану умолять и просить прощения.
Я не хочу быть игрушкой в его руках. Это кольцо… Он перешёл все границы!
Чтобы я еще и помолвку с ним изображала?! Ради чего? Хочет он спрятаться от охотниц за его деньгами — пусть ищет другую, ту которая сможет с ним в любовь играть. Я так больше не могу и не хочу!
Утром за мной приехал Гущин. Врачи меня отпустили домой, сказав, что домашнее тепло и забота гораздо полезнее повлияет на мою психику. Миша отчего-то меня скинул на Сергея. Его поступок меня слегка огорчил. Я так надеялась, что он объяснится со мной, когда мы останемся наедине…
На улице стоял мороз. Снега выпало почти по колено. Хорошо, что у Гущина внедорожник, хотя Сережа часто на машину жаловался и умолял меня у Высоковского выпросить ему «бэху».
На воздухе мне стало легче. Снег слепил глаза и в тоже время заряжал оптимизмом. В этот момент я поняла, что не так все страшно. Михаил меня не уволит. Скорее всего, объяснится, и я останусь секретаршей Бонцева. Вероятно, наши отношения перерастут в дружеские… Я так и буду мечтать о нем и, возможно, когда-нибудь в кого-нибудь влюблюсь… И мне будет не хуже, чем с ним… в постели…
От последнего воспоминания меня унесло. Я готова была выть от того, что хотела к Михаилу.
«Нельзя, нельзя, нельзя так!», — повторяла я себе. И уже намылилась в снег окунуться, чтобы остудить огненный жар в крови.
— Вик, что с тобой? — прозвенел в моей голове голос Гущина. — Ты не хочешь со мной ехать?
Я обернулась и увидела, что дверь его машины открыта. Гущин уже сидел за рулем и ждал меня. — Холодно, — добавил он. — Залезай уже, не ломайся…
Я молча уселась. Гущин долго молчал. Даже музыку не врубил. Но вдруг внезапно брякнул:
— Он у Енисеева. Ругается с ним из-за того, что Лену отец выкупил. Ее под залог отпустили.
Я сразу поняла, о ком он говорит. Да что спрашивать? Гущин меня, как айтишник, программу считывает.
— Почему он ее жаждет посадить? — спросила я.
Но на душе вдруг сразу полегчало. То, что он поставил меня выше вдовы, так радовало!
— Здрасьте! Она тебя чуть было не убила.
— Неправильно это… Она же ему родственница как-никак…
— А ты ему почти жена, — подчеркнул Гущин. Я на него зыркнула, и он сразу добавил: — Сама на банкете так сказала! Ты его на себе женишь, ей-богу!