Полное освещение Андрей задействовать не стал. Включил несколько необходимых ламп, подкрутил подачи драгоценных реактивов, прекрасно осознавая, что этим сокращает и без того короткую жизнь.

Колба засветилась изнутри мягким голубоватым светом. Несколько минут Раннинг просыпался – тревожно и мучительно, в волнах судорог.

Его тело побелело от напряжения, неровно сформированные культи подергивались. Он открыл глаза – поначалу бессознательные, тоже почти белые, но сориентировался быстро и вопросительно наклонил голову, потянув шлейф упакованных в пластик трубок.

– Послушай, – сказал Андрей, не зная, с чего начать. – Послушай… Я врач. Я занимаюсь тобой и твоей историей. Я нашел вот это…

Неловкими пальцами он развернул лист и показал Раннингу.

Тот покачал головой – ослабевшее зрение не позволяло ему рассмотреть изображение сквозь колыхающуюся жидкость и колбу.

Тогда Андрей вывел изображение на гигантский экран монитора, висевший напротив.

Раннинг смотрел на экран с выражением вежливой внимательности, но приборы зафиксировали всю поднявшуюся в нем бурю – страшные изменения, присущие шоковому состоянию.

Андрей положил руку на пульт и незаметным движением добавил несколько кубов успокоительного. Если бы не электронное наблюдение, он никогда бы не догадался о том, насколько важен был для Раннинга этот момент.

– Это не он, – несколько секунд спустя сказал Раннинг.

Его слова старательно продублировались динамиком.

– Я не нашел твоего Квоттербека, – признался Андрей. – А это – вообще прототип той серии. Мне в голову пришла безумная мысль, что, может, прототип сам затесался в ряды Игроков… и потому его нет в картотеке Квоттербеков.

Раннинг медленно отвел взгляд от экрана и задумчиво посмотрел на Андрея.

– Ты подумал, что таким мог быть только настоящий человек?

– Нет, – решительно отказался Андрей. – Я так не думал. Я просто не нашел его в картотеке.

Раннинг все так же задумчиво рассматривал Андрея, и под этим пристальным взглядом Андрей, чувствуя невыносимую жажду, плеснул в стакан ледяной минеральной воды из блестящего крана, выпил и поморщился.

– Зубы, – пояснил он. – Вечно забываю.

Было странно жаловаться на зубную боль полуживой модели со вскрытым черепом и ампутированными ногами, но Андрей почему-то ощущал, что Раннинг воспримет это правильно.

– Игры еще существуют? – спросил Раннинг.

– Не совсем Игры. Соревновательный элемент мы убрали – он стал не нужен. Нынешние ребята сильно от вас отличаются… Им не нужна мотивация. Ты же знаешь, в чем был смысл ваших Матчей?

– Знаю.

– Вам нужна была мотивация. Вашу самостоятельность тогда блокировать не умели. Приходилось направлять ее в нужное русло. Мужскую особь проще всего мотивировать соревнованием, стремлением к победе.

– А теперь?

– Теперь Игроки – по старой памяти все еще Игроки, просто исполнители.

– Сложно, – коротко сказал Раннинг.

Андрей поставил стакан и сказал тоскливо:

– Сложно – не то слово, Раннингбек. Меня до сих пор не отпускает мысль, что зря, зря мы в это все влезли и что в каждой колбе зарыто не свершение, а преступление… Хуже, чем убийство. Намного хуже. Только доказательств никаких нет. И судить некому.

Говорить на эту тему было легко – Андрей признался себе, что легко – потому что не воспринимает Раннинга человеком. Фред, допустим, сразу же прочел отповедь.

Андрей, сказал бы он, не надо софистики. Первым – и основным, заметь! – правилом биоинженерии остается правило: все, что выращено искусственно, не есть человек.

И правило это раз в пятьдесят лет подлежит пересмотру. Пересматривают-пересматривают, но до сих пор не пересмотрели. А ведь в комиссии умы посильнее твоего, Андрей. Так что… не надо.

Раннинг ничего не ответил. Он следил за Андреем глазами и изредка прикусывал обескровленные губы.

– Мы стремились до минимума свести вашу свободу – шаг за шагом… не для нас это было нужно, а для вас. Добились. И что теперь? В соседней лаборатории десять Лайнменов. Подойди к любому, поздоровайся… он смотрит сквозь и через. Приказа нет. На остальное – внимания не обращает. Идеальный результат, да? Но когда я их вижу, мне кажется, что преступление наше разрослось до таких масштабов, что дышать нечем становится…

Он остановился.

– Здравствуй, Раннинг.

– Привет, – сказал Раннинг, следя за ним со странным вниманием.

– Еще хуже, – выговорил Андрей и остановился над пультом, согнув прямые плечи под летним тонким свитером – халат он надеть забыл. – У тебя пульс падает. Стимуляторов добавлю… Где-нибудь болит?

– Нет.

У него болело. Приборы отчетливо показывали очаги боли в медленно разрушающихся органах. Только врожденная способность к регенерации спасала его от быстрого превращения в кисель.

– А у меня вот… зуб.

Больше говорить было не о чем. Андрей еще раз отрегулировал подачу веществ и двинулся к выходу.

– Подожди, – окликнул его Раннинг и глазами показал на экран. – Отключи.

– Да, – согласился Андрей и погасил фото давно почившего лейтенанта.

Домой он не пошел – голова горела и ныли плечи, словно протащил с километр легендарное Солнце. Через километр с Солнцем за плечами я бы сдох, брезгливо подумал Андрей о самом себе.

Он направился в центр города, где разноцветными грибочками расселились по лужайкам маленькие ладные домики. В одном из них жила Анечка, готовая по причине известной симпатии принимать Андрея у себя в любое время дня и ночи.

Она приняла – позевывая и потряхивая блестящими волосами, одетая в тоненькую синтетическую маечку и короткие шорты.

– Какой мне снился сон, – сказала она. – Ни за что не догадаешься… а я не расскажу, за то, что прервал на самом интересном месте.

Андрей сделал вид, что ему безумно интересно, она кокетливо хохотала и сказала, что это слишком личное.

От личного Андрей постарался перейти к частному.

– Аня, ты специалист высокого класса.

– Маленький специалист высокого класса, – улыбнулась Анечка, намекая на свой миниатюрный рост.

– Маленький… да. Но не в этом дело.

– Кофе?

– Кофе. Аня…

– С сахаром?

– Аня!

– С молоком?

– Я серьезно.

– Я тоже. Я знаю, почему ты примчался в ночи, и поверь, ни одной женщине такая причина визита не понравится.

– Я быстро, – пообещал Андрей. – Только помоги разобраться в тезисах комиссии по поводу Основного Правила.