Теодору конечно же не понравилось, что Камилла едет с ним, но приказывать он ей не мог – наоборот, он по-прежнему состоял у нее на службе и должен был ее охранять. Восхитительная ситуация. Виллеру пытался отговорить Камиллу от поездки, но добился лишь распоряжения укладывать вещи.

Госпожа де Ларди не понимала, что он испытывает к ней. Что-то было в сегодняшнем разговоре в саду, не дававшее Камилле покоя. Теодор, кажется, не на шутку оскорбился. Чего же она такого сказала?..

Все было так смутно, так неясно. Он не сказал ни слова о любви, только о приязни. Он был с нею нежен и пришел к ней в ночь перед отъездом. Его глаза и руки говорили о многом, но не придумала ли Камилла себе это сама? Кто она для него – любовница, хозяйка, возлюбленная? Сама она была влюблена, в этом нет сомнений, но говорить об этом с Теодором опасалась. Попыталась было, но он мягко увел разговор в сторону, и Камилла не стала продолжать, чтобы снова все не испортить.

Они стали ближе – и между тем отдалились друг от друга.

Виллеру все-таки убедил Камиллу путешествовать в карете – так было удобнее ее защищать. Сам он ехал верхом, держась у дверцы, хотя госпожа де Ларди и приглашала его в экипаж. Однако шевалье предпочитал оставить за собой свободу маневра. Аббат же воспользовался приглашением и прохлаждался на мягких подушках, развлекая Камиллу беседами. Время от времени один из пассажиров высовывался из окошка и затевал разговор с Виллеру, чтобы тот не скучал, однако шевалье не было скучно. Во-первых, он нес службу, а во-вторых, нашлось время подумать.

По дороге в столицу Теодор то и дело возвращался мыслями в Жируар. Дни и ночи, проведенные в обществе Камиллы, – самое светлое и настоящее, из случившегося с ним со дня увольнения из армии. Чувство к Марго теперь тоже относилось к странным призрачным явлениям, окружавшим его уже много недель, но все это уже не любовь. А что есть любовь?

Беседы у камина? Страстные ночи? Но ведь между ним и Камиллой было и что-то еще, какая-то надежда, понимание и интерес – тонкая ниточка от сердца к сердцу, паутинка, скреплявшая души. Теодор вздохнул и на секунду прикрыл глаза, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. Черта. Именно черта. В ту ночь, когда он лежал на постели рядом со спящей Камиллой, Теодор будто подвел черту под всей своей прежней жизнью, словно решил все начать заново, с чистого листа. Оставить позади и армию, и свои раны, и пустоту в душе, и призраков, и кошмары. Прошлое цеплялось за его ноги липкой трясиной, не давало жить дальше, тянуло в омут сожалений. Камилла будто окатила его ледяной водой, смывая тину и болотный тлен. И вот – влюбленность без доверия, завуалированный отказ в чем-то большем. «Я сама могу за себя постоять». Он помнил все ее слова болезненно четко.

Да, они вместе едут в Париж. Но что ему в этом? В Париже множество сиятельных господ, и Камилла имеет все шансы выбрать кого-нибудь еще. Зачем ей связывать свою жизнь с начальником собственной охраны, наполовину калекой? Аббат де Вильморен и то подходит для этой цели куда лучше.

Теперь шанс упущен навсегда. Уже никогда не узнать, что чувствует Камилла, чем для нее стали эти дни и ночи. Она ясно дала понять, что между ними есть расстояние, и чем больше Теодор думал об этом, тем глубже казалась ему пропасть.

Теперь можно предполагать все, что угодно, ответа все равно не получить. Не для этого они едут в столицу.

Столичный дом госпожи де Ларди оказался небольшим особнячком, скромным, но очень уютным. Виллеру прошелся по комнатам, привыкая, как пес, которого привезли на новое место. Немногочисленные слуги, приехавшие с ними из Жируара, быстро расселились по отведенным им комнатам и засуетились, отмывая полы, вытирая пыль, снимая чехлы с мебели. Супружеская пара, присматривавшая за домом в отсутствие хозяйки, была дотошно допрошена Теодором: где здесь входы и выходы, кто соседи, где покупаются продукты, как запираются двери. Все, что нужно знать начальнику охраны, Виллеру знал через час. Его задачей было превратить особняк в неприступную крепость: здесь – его территория, здесь никто не причинит зло Камилле. Несмотря на ее слова, она нуждается в защите. Обида остро покалывала сердце.

Однако упускать возможность быть с ней Теодор не собирался. Не мог заставить себя отказаться от ее общества, ее близости.

...Камилла предоставила ему полную свободу действий; в результате через час она и аббат уже пили чай в гостиной, отделанной в синих тонах, а Виллеру расставлял посты. Здесь, в Париже, можно будет найти еще людей для охраны госпожи де Ларди, выбор побольше. Этим он тоже займется на досуге.

Сам шевалье занял комнату рядом с покоями хозяйки, аббат же, недвусмысленно хмыкнув, предпочел поселиться на другом этаже. Вильморен всем своим видом демонстрировал, что больше переходить дорогу Теодору не собирается, и это стало молчаливым соглашением между мужчинами. Оба прекрасно все понимали, и лишних разговоров не требовалось.

В первую ночь Камилла едва смогла заснуть: непривычная комната, непривычная кровать, да еще и Виллеру не пришел: предпочел лично контролировать ситуацию, как он выразился. Это означало, что он будет всю ночь обходить дом, присматривая за слугами, охраняя покой своей госпожи, и заснет на час лишь под утро. А потом, едва взойдет солнце, Камилла услышит звон шпаг – ее окна выходили как раз во внутренний дворик, где собиралась тренироваться ее усердная охрана.

«Мне достался мраморный ангел, вроде того, в саду. Вот и проси после этого у Бога милости».

Нет, Виллеру святым не был. Насколько Камилла поняла из его коротких рассказов, Марго, чей образ, к счастью, для шевалье потускнел, была замужней дамой. И Тео по этому поводу не совестился, воспринимал как само собой разумеющееся. Тогда почему он молчит? Ведь они были уже на полпути к объяснению.

«Нужно дождаться момента, когда он будет готов выслушать меня, и поговорить начистоту. Только бы не ошибиться...»

В результате Камилла всю ночь провела, ходя по комнате и размышляя. Когда первые робкие лучи солнца коснулись светлых стен ее спальни, госпожа де Ларди действительно услыхала звон шпаг и подошла к окну, чтобы посмотреть.

Сегодня утром Виллеру вновь обучал людей лично – Жюре также вышел против него. Камиллу не интересовали тонкости. Ей нравился сам процесс... Кстати, когда Теодор показывает новый прием, то его хромота совсем не заметна. Он похож на хищного зверя: гибкого, сильного, красивою. Даже то обстоятельство, что шпага у него в левой руке, он обратил для пользы: противник словно отражается в зеркале, и парням легче ориентироваться.

Мужчины не обращали на нее никакого внимания. Они при всем желании не смогли бы разглядеть ее силуэт в окне второго этажа, за чуть приоткрытыми занавесками. А она, рассеянно теребя бахрому на занавеси, смотрела на Теодора и глаз не могла отвести. Как девчонка. Камилла вспомнила тот день, когда Франсуа впервые поцеловал ее: ошеломление, полет, восхищение – и осознание, что рядом с нею сильный, уверенный в себе мужчина. Хотя тогда они оба были взбалмошными подростками... Теодор же, наверное, и в юности не был взбалмошным. Он не лишен Чувства юмора, однако напоминает ей скалу над морем – вокруг бушуют волны, а у шевалье не меняется выражение лица. Даже когда он раненый метался в бреду, казалось, что он выкован из железа.