Морщинистой маленькой рукой мать распихивала по карманам сержанта карамельки. Сержант смущенно хмурился. Мать улыбалась, кончиками пальцев гладила его щеку...

Вернувшись в бытовую комнату, Антонов освободил кисть от врезавшегося в нее шнура и поставил утюг на место. С трудом пошевелил пальцами. Прижался лбом к холодному окну. Начинало светать. Простоял у окна до подъема, глядя на темные контуры деревьев. Между разрывами туч виднелось светлеющее небо. Деревья тревожно качались и что-то шептали, но ветер мешал разобрать слова.

Наступала осень. Шел третий месяц службы Саши Антонова.

– На, распишись!

Не отрываясь от телевизора - шла аэробика - капитан Ходаковский придвинул к Нечаеву прошитый в двух местах толстой капроновой ниткой журнал.

Утреннее солнце уже пробралось в караулку сквозь голубые занавески на зарешёченных окнах. Сквознячок из распахнутой форточки пытался справиться с густыми слоями табачного дыма, разгоняя их по всему помещению. На кухне исходил паром огромный чайник. У выхода стоял алюминиевый ящик с ручками по бокам, до верху набитый пустыми термосами и грязной посудой.

Нечаев, невысокий круглолицый ефрейтор в белёсой гимнастёрке, прислонил автомат к стене и склонился над столом. Медленно и старательно, закусив верхнюю губу, вывел подпись. Прищурившись, оглядел результат, пощёлкал кнопкой авторучки, и пририсовал к подписи хвостик с длинным крючком.

Начкар скосил глаза. Закурил и ухмыльнулся, вновь уставившись в телевизор:

- Вот смотрю я иногда, Нечаев, и думаю - отчего бы это так - чем у человека фамилия проще, тем он её чуть не на полстраницы раскатывает... Как же мне-то тогда прикажешь расписываться? - капитан взял дымящую сигарету на манер ручки и принялся размашисто чертить в воздухе: - Хо-да-ко-в-ск-и-й! На километр, что ли, получается?..

Нечаев, переминаясь, молчал, поглядывая на бедрастых и длинноногих девок, резво скачущих куда-то под бодрую музыку. Солнечное пятно добралось до экрана, и изображение сильно потускнело.

Ходаковский неожиданно рассердился:

- Что уставился? Баб не видел, что ли?.. Стоит, пыхтит... Насмотришься, ночью поллюции замучают! Потеря боеспособности, моральное разложение, опять же... Хотел бы, небось, такой вставить? Вон как раскорячилась!

Ходаковский кивнул на экран.

Стоя на четвереньках, блондинка в ярком трико энергично отводила в сторону ногу.

Нечаев, мотнув головой, невнятно мыкнул.

Начкар стряхнул пепел на пол. Подмигнул ефрейтору:

- Хотел бы, хотел. Я ж вижу. Одни бабы на уме... А служить кто должен?.. Я пепельницу долго ждать буду?

Нечаев шагнул к окну. Взял с подоконника банку из-под кофе, поставил на подлокотник кресла начкара.

- В общем, так... - Ходаковский сделал несколько сильных затяжек и сунул окурок в банку. - Забираешь сейчас из второй Черкасова и доставляешь этого урода на подсобку. Объём работ там укажут. До обеда чтобы управились. И чтоб не сачковал, а как папа Карло там въябывал! Без перекуров и отдыха! Мне доложат потом, как и что... Смотри у меня... Сам во вторую к нему пойдёшь! Понял?

Нечаев нахмурился. Кивнул, глядя в сторону:

- Да понял я, чего там...

Ходаковский, не вставая, попытался пнуть его начищенным носком сапога:

- Не «понял», а «так точно!».

- Так точно...

-«Товарищ капитан!»

- Так точно, товарищ капитан.

Начкар протяжно вздохнул и томно посмотрел в потолок:

- Ты, Нечаев, я забыл, откуда у нас будешь?

Нечаев широко, во всё своё круглое лицо улыбнулся:

- С Вешек я, товарищ капитан. То есть, Вешки называется. Село такое. Как на Ливны с Орла ехать, так там и будет.

Ходаковский хмыкнул. Опершись о подлокотники, легко поднялся из кресла. Вытянул вверх руки, и зевая во весь рот, с хрустом потянулся. Поправив кобуру, почесал пах, подошёл к сейфу и зазвенел ключами о дверцу

- В Рэмбо не играть, к автомату не присоединять. Конвоировать только с примкнутым штык-ножом. Понял, нет?

- Да понял я, - ответил Нечаев и тут же, получив тычок в грудь от начкара исправился: - Так точно!

- Товарищ...

-Капитан.

- Не «капитан», а...

- Товарищ капитан.

- То-то же...

Укладывая потёртые, когда-то чёрного металла магазины в промасленный подсумок, Нечаев пробубнил, будто бы себе под нос:

- Зачем тогда выдавать-то их?

- Попизди у меня! - кратко объяснил Ходаковский, и, запирая сейф, добавил: - А вот чтоб не расслаблялся, для того и выдают тебе боевое оружие. Между прочим, в караулах все сутки с подсумком быть полагается. И жрать, и срать, и спать с ним на пузе. Это у нас тут детский сад развели... На устав насрать всем. Бардак в стране и армии. Батя всё боится, что патроны попиздят... У него выслуга через год. В Светловке, у мазуты, вообще, говорят, без всего, штык-нож один только, на ГСМ заступают. А вот мы вам оружие доверяем. Чтоб служба мёдом не казалась. Бдил чтобы, для тупых разъясняю. Хлебалом чтобы не щёлкал... Отберёт у тебя Черкасов автомат, вставит тебе в очко, да и...

Начкар задумался на секунду.

- И кстати, правильно сделает. Родина, она, Нечаев, в твоём лице ничего не потеряет. Разве что маманьке твоей взгрустнётся чуток... «В углу-у запла-ачет мать-старуу-ушка-а!..»- фальшиво прогундосил капитан, помахивая связкой ключей.

Нечаев засопел, моргая бесцветными ресницами. Вяло улыбнулся, махнув рукой:

- Да ну, скажите тоже...

Ходаковский выкатил глаза:

- Ты не ручками махать должен, воин, а уже пять минут как с губы отбыть и арестованного вести на работы. Или не ясно что?

Ефрейтор закинул автомат за плечо.

- Разрешите идти? - тронул кончиками пальцев пилотку.

- Пиздуй, - разрешил начкар, и проскрипев яловыми сапогами, вернулся в кресло.

Телеспортсменки, растянувшись на маленьких ковриках, восстанавливали пульс и дыхание. Мячики грудей под яркими футболками размеренно поднимались и опускались.

- Ишь, бляди, - добродушно проворчал капитан, снова закуривая. - Самохина с Котовым подними, на пост пора, - бросил в спину Нечаеву. Ткнул пальцем в экран. Прищурился:

- Вон та-то, с повязкой, хороша, а? Нечаев? В этих... как там... Сошках твоих, небось, таких не водится?.. Всё Клавки да Люськи одни, да? Доярки-ударницы?..

Нечаев, глядя в пол, прошёл по короткому коридору, толкнул тяжёлую дверь и шагнул на уже залитый солнцем, успевший нагреться асфальт караульного двора.