Сама по себе океанская вода была чистой и прозрачной, но поскольку в здание света проникало немного, разглядеть что-нибудь под водой было трудно. Видимость ограничивалась несколькими футами. Однако, несмотря на то, что глаза Симне щипало и он не мог отыскать Эхомбу, огромный силуэт Алиты он различал без труда. Пока северянин старался удержаться под водой, надувая щеки и рискуя потерять заплечный мешок, кот просунул массивные изогнутые когти передних лап в калитку, проделанную в огромной парадной двери. Затем он то же самое сделал задними лапами – и стал ее тянуть и пинать.

Невзирая на неудобство работы под водой и меньшую силу ударов, очень скоро полумрак вокруг них наполнили щепки, которые, кружась, уплывали к поверхности. Внезапно сырую тьму прорезал луч дневного света, потом еще один и еще. Симна почувствовал, как его стало засасывать вперед. Изо всех сил пихаясь руками и ногами, он старался оставаться в погруженном положении. Его сердце и легкие бились о ребра, угрожая вот-вот порваться. Симна даже не мог обратиться к Эхомбе с призывом Употребить волшебство – чего, впрочем, как утверждал сам пастух, он делать не умел. Северянин понимал, что если сейчас же чего-нибудь не произойдет, то ноющие, разрывающиеся легкие вытолкнут его на бурлящую поверхность.

И чудо произошло.

Под напором Алитиных когтей пропитавшаяся водой древесина маленькой двери не только поддалась, но и полностью распалась. Симна ощутил, как его неодолимо несет вперед. Что есть мочи колотя руками и ногами, он попробовал было установить хоть какое-то подобие контроля над своим стремительным исходом – но тщетно. Его рвануло, правой рукой ударило о косяк, и тупая боль разлилась в плече.

В следующее мгновение, залитый солнечным светом, он уже кашлял и брызгал слюной. Убедившись, что меч и котомка на месте, Симна поглядел вокруг в поисках товарищей.

Поток то поднимал, то опускал Эхомбу, как вырванный с корнями ствол. Пастух махал руками и кричал Симне. Северянин, как он заметил, на земле был значительно проворнее и увереннее, нежели в воде, хотя водная лавина и замедлила свой бег, разлившись по площади. Находившийся немного впереди, Алита уже занял устойчивое положение на камнях мостовой.

Позади них морская вода продолжала хлестать из проломленной двери. Мебель, доски, вырванные из пола, промокшие ковры, разнообразная утварь, а иногда и хватающий ртом воздух прислужник возникали на поверхности потока. Воздух наполнился криками ошеломленных горожан, выпрыгивающих из объятий соленой реки. Тех, кто замешкался, она сбивала с ног и унизительнейшим образом тащила вниз по улице.

Выбравшись из основной струи, путешественники собрались за забором какого-то дома. Пока Эхомба и Симна проверяли свои котомки, их еще раз с головы до ног окатило водой, поскольку Алита улучил минутку, чтобы как следует отряхнуться. Северянин произнес несколько отборных словечек, а потом возобновил проверку.

– Все мое имущество промокло, – брюзжал Симна, вытаскивая кусок вяленой баранины. – Все пропало.

Эхомба перебирал собственные пожитки.

– Мы уже не в пустыне. Тут полно мест, где можно купить еду. – Встав, он осмотрелся. – Надо найти источник пресной воды и все прополоскать. Если сделать это быстро, то часть вяленого мяса еще можно спасти.

– Больше ни за что не стану слушаться тебя, когда дело касается бюрократии. – Мешок северянина влажно захлюпал, когда тот забросил его на плечи. – В следующий раз мы затеем драку вместо того, чтобы покорно идти.

Они двинулись по опустевшей улице, и Симна оглянулся. Лавина соленой воды, не ослабевая, продолжала извергаться из недр здания.

– Надо же, как много воды… Когда это кончится?

– Понятия не имею. Я думал о море, пытаясь сохранить собственное мышление, и вот видишь, что из этого вышло. Сейчас я о море уже не думаю, а вода все течет. – Позади них на площади вокруг здания по-прежнему слышались вопли и громкий плеск.

Обнаружив опрятный общественный фонтан, путешественники все вынули из мешков и прополоскали в прохладной и чистой пресной воде, чтобы смыть соль. Закончив с этим, они проделали то же самое с оружием, дабы предохранить стальные клинки от ржавчины.

Поблизости почти никого не было – большинство жителей заперлись в своих домах или мастерских, чтобы уберечься от колдовства, остальные же побежали на площадь поглазеть на невиданное чудо. Пользуясь временным одиночеством и укрывшись от случайных взглядов массивным телом Алиты, мужчины скинули одежду и тоже помылись.

– У меня такое чувство, будто я уже никогда не просохну! – Раздраженный северянин через голову натягивал мокрую рубаху.

Эхомба, возясь с юбкой, искоса взглянул на небо.

– День сегодня теплый, и солнце еще высоко. Если будем идти по открытому месту, то высохнем довольно быстро.

– Ага, правильно, будем держаться открытых мест! – Взяв меч, Симна аккуратно вложил его в ножны. – Ноги моей не будет ни в одном здании, пока мы не выберемся из этой страны. Подумать только: стараются контролировать не то, что люди думают, а как они думают. Клянусь Гвисвилом, это возмутительно!

– Безусловно, – согласился Эхомба, и они зашагали по пустынной улице. – Счастье еще, что книжникам приходится встречаться с необращенными лицом к лицу. Вообрази, как страшно было бы, окажись у них какое-нибудь колдовское средство, чтобы представать одновременно перед множеством людей. Или переноситься в дом или мастерскую каждого горожанина и беседовать со многими сотнями людей сразу, а потом применять свое снадобье, чтобы все думали одинаково.

Симна уныло кивнул:

– Это поистине была бы самая черная из черных магий, братец. Нам повезло, что мы живем в странах, где подобные коварные фантазии даже в голову никому не приходят.

Его долговязый друг выказал согласие:

– Если овцевод правильно описал здешние места, то мы выберемся из Тетсприаха до полуночи и, таким образом, станем недосягаемыми для стражей правильного мышления.

– Не могу дождаться. – Симна ускорил шаг. – Мое мышление может быть неверным, или противоречивым, или иногда непоследовательным, но, клянусь Гхевом, это мой образ мыслей.

– Это часть того, что делает тебя тем, кого и что ты собой представляешь. – Эхомба размашисто шагал, и конец его копья постукивал о мостовую. – Лично я не представляю, как это я стану думать иначе, чем сейчас, чем всегда.

– А по-моему, сама идея – правильная, только вот средства неверные.

Оба мужчины в изумлении повернулись к коту. Вода продолжала стекать с его промокшего меха.

– Что ты сказал? – спросил Эхомба.

– Проблема не в том, что люди думают неправильно, а в том, что они думают слишком много. А это неизбежно ведет к тому, что они слишком много говорят. – Так и осталось неясным, что Алита подразумевал.

– Этот крупный котенок говорит, что мы слишком много болтаем? – ответил колкостью Симна. – Он это имеет в виду? Что мы просто треплемся и треплемся, безо всякого особого смысла, чтобы только слушать собственное лепетание? Он это хотел сказать? Ну, если он так считает, то, может быть, нам вообще заткнуться и никогда больше с ним не говорить? Может, ему это понравится, чтобы мы больше не проронили ни слова и…