– Некоторые из наших соседей склонны прислушиваться к убеждениям, – сообщил монах слева. – С другими у нас заключены договоры, которые, к сожалению, запрещают нам подвергать их искуплениям, предусмотренным за незаконное мышление. Однако с вами такого договора нет.

– И потому, – добавил монах, сидящий в центре стола, – у нас имеется чудесная возможность распространить правильное мышление в таких странах, названия которых нам даже неизвестны! Когда вы вернетесь в родные места, то станете апостолами тетсприахского образа жизни.

– У меня для вас новость, – огрызнулся Симна. – Я апостол только одного образа жизни: образа жизни Симны ибн Синда. Я весьма им доволен, однако не бегаю туда-сюда, норовя навязать его еще кому-нибудь, как не стану никого заставлять есть мои любимые блюда.

– С этим мы сумеем справиться. – Человек на дальнем конце стола широко улыбнулся, но за улыбкой таилась скрытая угроза.

– Никто ни о чем подобном не предупреждал нас, когда мы входили в вашу страну, – проговорил Эхомба. – В противном случае мы обошли бы Тетсприах стороной.

– Овцевод должен был сказать вам. – Женщина с грустью покачала головой. – Какое небрежное отношение к прекрасному уму. Большая часть его раздумий неправильны.

Когда Эхомба познакомился с Ламиди Кубертом, он был не в состоянии понять, почему такой общительный и приятный человек выбрал уединенную жизнь высоко в горах. Теперь он понял. Наверное, Роили и помогла ему бежать. Но у обычных граждан Тетсприаха нет собак-колдуний. Богатые и благополучные, они находились в западне. Или, поправился пастух, тела их свободны и лишь умы опутаны сетями.

– Не знаю, что вы называете правильным и неправильным мышлением, – сказал монахам Эхомба. –Знаю только, что мой друг Симна думает так, как он думает, а я думаю так, как думаю я, а Алита думает по-своему – и мы намерены продолжать так думать.

– Большой кот нас не интересует, – сообщила женщина. – Звери повинуются инстинкту, а не разуму.

Алита на мгновение прервал умывание, а затем снова принялся вылизывать и оглаживать себя. Видимо, его вполне устраивало то, что прения ведет Эхомба.

– Но тебя и твоего друга мы наставим на путь истинный. И благодаря этому вы станете счастливее.

– Я и так вполне счастлив, – злобно отозвался Симна. – И заставлю поплясать любого, кто захочет это опровергнуть! – Его пальцы сжались на рукояти меча.

Несмотря на явно угрожающий жест, никто из троих монахов за столом не выказал никакого страха. Насколько Эхомба мог заметить, они даже не напряглись. Как им удавалось сохранять полнейшее хладнокровие перед лицом открытой угрозы со стороны явно взволнованного, невоздержанного Симны?

Их слова были бескомпромиссны, но Эхомба все еще надеялся избежать столкновения. Поэтому он снова попробовал отвлечь внимание монахов от драчливого северянина:

– А откуда вы узнали, как мы мыслим? Кто-то ведь должен был вам об этом рассказать, иначе вы не послали бы своих служителей в ту таверну.

– Твоему другу все уже известно. – Монах в центре слегка откинулся на стуле и неодобрительно улыбнулся. – Нам рассказала птичка.

Обернувшись к двери, он дважды щелкнул пальцами. Симна напружинился, ожидая появления вооруженных служителей. Однако вошел юный прислужник в белом балахоне. На его одежде были вышиты всего два золотых символа. Он нес проволочную клетку с двумя золотистыми попугаями, которые наперебой щебетали и чирикали. Эхомба вспомнил, что видел похожих попугаев среди стаек певчих птиц при входе в Тетсприах. Их также было множество под крышей таверны и стрехами домов и среди каменных скульптур, украшавших это здание.

Самые заурядные пичуги, может, с более ярким оперением, чем у других птиц. Ни больше ни меньше.

Поставив клетку на стол, прислужник почтительно поклонился своим начальникам и, пятясь назад, вышел тем же путем, что и явился. Когда он проходил в дверь, Эхомба заметил, что по крайней мере часть вооруженных служителей осталась ждать в прихожей рядом с комнатой. Видно, уверенность монахов, хоть и впечатляющая, полной все-таки не была.

Средний монах нежно положил ладонь на верх клетки.

– Это спрайзианские попугайчики. Они очень хорошие подражатели. Большинство попугаев и других птиц родственных с ними семейств способны, слыша человеческую речь, повторять ее. А эти попугайчики могут то же самое проделывать в отношении мыслей.

– Так вот, значит, как вы шпионите за своими людьми! – Симна сжал губы. – Мы видели этих проклятых маленьких засранцев повсюду. Разве можно сохранить мысли при себе, если такая птичка сидит на каждом подоконнике, на каждой ветке, на заборе у каждого дома, впитывая, словно губка, о. чем и как люди думают? А вы, конечно же, натренировали их, как голубей, чтобы, набравшись чужих мыслей, они возвращались сюда, где вы выдаиваете из них личную жизнь других.

– Ты выражаешься так, будто это насильственное вмешательство, – недовольно проговорила женщина. – Никому не наносится вреда, никто не обращает на попугайчиков внимания, а мир и процветание господствуют во всей стране. – Сунув руку в карман мантии, она что-то оттуда достала и просунула между прутьями клетки. Жизнерадостная пернатая парочка мгновенно слетела с жердочки и начала с жадностью клевать предложенное лакомство. – Кроме того, это красивые и игривые птахи.

– Не заметил, чтобы кто-нибудь с ними играл, – отозвался Симна. – К тому же я нутром чую, что их не очень-то охотно держат в домах.

– Не стоит осуждать птиц, – укорил Эхомба друга. – Они не виноваты в том, что их так используют. Сомневаюсь, что они вообще понимают, во что их втянули. – Пастух смотрел, как попугайчики острыми клювами разгрызают и выплевывают шелуху крохотных семян. – Как нам объяснили книжники, они лишь подражают. Слушают и повторяют, но не понимают.

– Лучших шпионов и не найти, – нахмурился Симна. Он был в полной ярости от этого вторжения в самые сокровенные тайники его души, но из уважения к другу не вытащил меча из ножен.

– Значит, из того, что вам стало известно от каких-то птиц, вы решили, что наш образ мыслей плох и вы имеете право его изменить. Даже если нас вполне устраивает, как мы думаем. – Пастух посмотрел в глаза по очереди всем книжникам.

– Вы будете благодарить нас, когда все закончится. – Женщина снова просияла. – Ты, – объявила она, обращаясь к тихо закипающему Симне, – станешь гораздо более приятным и менее воинственным человеком, и у тебя появится склонность к глубоким раздумьям.

– Клянусь Гузпулом, не стоит на это рассчитывать. – Пальцы северянина вцепились в рукоять меча.

– А ты, – продолжала она, слегка повернув голову в сторону Эхомбы, – станешь учителем, который посвятит свою жизнь распространению правильного образа мыслей среди нецивилизованных народов.

– Похоже, замечательная профессия, – ответил Эхомба. – К сожалению, одна у меня уже есть. Необходимо пасти скот, да и выполнять разную работу на ферме. У меня нет времени для проповедничества. Вам придется поискать кого-нибудь другого.