Несколько секунд она молчит, только лицо начинает медленно бледнеть, а в глазах расплывается настоящая паника.

– Я могу идти? – наконец, успокаивается девушка.

– Да, конечно. Спасибо за кофе.

Процесс запущен, обратной дороги нет. В телефон Иры поставлено маленькое записывающее устройство, её компьютер отслеживают в режиме «онлайн». Она должна действовать быстро, а потому непременно ошибется.

Тогда-то Влад и узнает, с кем конкретно спуталась его – теперь уже бывшая – секретарша.

Мобильный звонит. Опять.

Алиса обрывала телефон, оставила только за вчерашний день штук тридцать пропущенных. Влад не был готов выслушивать оправдания младшей сестры (или угрозы, это уже как пойдет). Вчера он заблокировал её карты, оставив лишь одну, с минимальным лимитом – исключительно на проезд до института и обратно. Причем не на такси, а на общественном транспорте.

На остальное заработает сама.

Хватит потакать подростковым капризам.

Алиса привыкла жить широко, не раздумывая о деньгах. Знала, что старший брат подстрахует.

Увы, лавочка закрыта. Он не будет терпеть её истерик. Он не готов простить её за тот выпад в сторону Маши, да и себя тоже. Алиса, конечно же, не понимала, но своими действиями унизила их обоих. Подставила под удар всего одной репликой.

Но он-то ладно. Половозрелый мужик, ему только похлопают, мол, молодец, закадрил симпатичную бухгалтершу.

А вот Маша…

Влад почему-то остро ощутил необходимость защитить её. От гнусных разговоров, от перешептываний, насмешливых взглядов. Она не заслуживает быть «любовницей директора». Она – нечто большее.

Другое.

Гораздо ценнее.

Ему потребовалось семь лет, чтобы понять её значимость. Вот такой он тугодум.

Влад сбрасывает вызов, чтобы не видеть имя сестры. Тогда она начинает привычно бомбить его сообщениями.

Я не понимаю, за что ты так со мной. За правду?..

Влад, ответь, ты поступаешь глупо.

Влад, я договорилась сегодня со своей девочкой по маникюру. Ладно, ты меня хочешь наказать, но она-то причем? Переведи, пожалуйста, три тысячи. Мне перед ней стыдно.

Я верну всё до копейки.

Влад!!!

Боже, да люби ты свою Машу сколько влезет. Я молчу.

Я приеду.

На это он отвечает коротко:

Тебя не пустят. Я предупредил охрану.

Ненавижу тебя.

В дверь стучат, и в кабинет входит Маша. Она сухо здоровается, складывает на стол документы в желтой папке. На него не смотрит.

– Подпиши, как будет возможность.

Что у неё случилось?

Он не спал всю ночь и дома не ночевал, но Машу предупредил. Доделывал дела, обсуждал с ребятами способы слежки за секретаршей, с утра поехал сразу в офис, а ей заказал такси.

Что-то произошло за время его отсутствия?

– Ты как?

– Да всё нормально, – она отводит взгляд в пол и заправляет волосы за ухо; всегда так делает, когда волнуется. – Влад, мне ремонтники звонили, сказали, что закончили с отделочными работами. Думаю, я могу возвращаться к себе.

Её слова не радуют. Как будто с обрыва да в пропасть. Мозг генерирует ответы, предложения остаться. От самых глупых: «Не уезжай, пожалуйста» до самых наглых «Я тебя не пущу. Я не хочу, чтобы ты уходила».

Но нельзя. Они же договорились. Маша просила оставаться свободной, и он обещал не запирать её в клетке своей квартиры.

Если она хочет вернуться домой – он не будет препятствовать.

– Хорошо. Я помогу тебе перевезти вещи.

***

Каким-то чудесным образом мой переезд превратился в новоселье. Я планировала тихо-мирно уехать обратно, никому не докучая, но не получилось. Теперь вот наблюдаю, как Погодин с Владом на пару перетаскивают вещи, расставляют мебель, переругиваясь и пытаясь отдавить друг другу ноги диваном.

Как в этой схеме затесался Дима?

Ну, он спросил, какие у меня планы на вечер. А я заунывным голосом ответила, что из планов только возвращение восвояси.

– Тебя Влад выгоняет, что ли? – удивился Погодин. – Что его не устроило?

– Не выгоняет, нет. Просто… лучше мне жить у себя.

– Понял-принял, – кивнул он и как-то быстро ушел, а вечером обнаружилось, что Дима не только едет с нами, но и помогает по квартире.

Отказ не принимался, Погодин даже где-то раздобыл рабочий комбинезон, напялил тряпичные перчатки и стал напоминать разнорабочего из какого-нибудь порнофильма. Весь такой красивый, модно стриженный, белобрысый, но в рабочей форме.

Если честно, очень несвоевременное желание помочь. Понимаю, он хочет как лучше, а получается – хуже некуда.

Дело в том, что я планировала приехать домой и поговорить с Владом. Набралась духу, даже составила ориентировочный план на бумажке. На своей территории гораздо проще быть открытой. Тут я всегда могу запереться и вдоволь наплакаться, даже в случае нашего разрыва. А там? Ну, что я сделаю? Выгоню его из собственной квартиры, если мне не понравится ответ?

Вчера он не приехал домой, позвонил только, мол, не планирует ложиться спать до утра. А меня ударило осознанием, что всё повторяется. Круг замкнулся, жизнь зациклилась, и прошлое вернулось.

Сегодня он предупреждает, а завтра? Молча перестанет возвращаться. Давыдов пытался измениться, и я благодарна ему за это, но… работа для него важнее. Всегда была и будет.

Люди не меняются, увы.

Пора бы зарубить себе на носу.

…Я стою в прихожей и комкаю лежащий в кармане лист бумаги – набросок разговора, – а под ногами носится кошка. Наверное, «грузчиков» директорского пошиба надо покормить, вроде так заведено у гостеприимных девушек. Но в холодильнике пусто, что неудивительно, все продукты я перевезла к Давыдову и давно съела. Было бы странно сейчас напомнить ему про три свиные отбивные и десяток яиц.

Ладно, закажем что-нибудь в доставке.

– Хозяюшка, принимай! – ржет из спальни Погодин. – Ну, вроде по-человечески получилось, – добавляет он, когда я вхожу.

Да, красиво. Дизайн мы вместе с Владом планировали, причем у Давыдова есть какое-то врожденное чувство стиля. Он не рассматривал образцы, не прикладывал их друг к другу, просто шел мимо обоев и отдавал команды: «это бери, это не бери, это вообще надо сжечь». Так и с мебелью, и с освещением, и со шторами.

Мне теперь тут жить. Вот так. Одной. Потому что после нашего разговора – а я не отступлю и обязательно поговорю с Давыдовым – один из нас уедет обратно в элитную многоэтажку, а второй попытается сделать вид, что ничего не изменилось.