Я молчала.

— То, что ты на Федю работать принялась, плохо, — продолжал Мандарин. — Это ошибка. Я вообще не понимаю, как ты рядом с Федей оказалась, ведь он фигура разменная. Сегодня есть, а завтра — нет. Да, тут ошибочка получилась. Я узнавал. Покойный Павлов, царствие ему небесное, напутал. Ему было поручено приставить хорошего охранника к их курице-несушке, золотые яйца несущей. Троянов эту несушку очкариком называл и интеллигентишкой. А Павлов отчего-то решил, что про Федора Николаевича речь. Троянов бы, конечно, исправил ошибочку, да вот незадача: убили кормильца. Так и осталась ошибочка без исправления, а ты, Женя, — при Феде, который сам не понял, кого он нанял. Ты, я так посмотрю, ему скорее мешала, чем помогала. Ведь без тебя он не решился бы нас кинуть.

— Кинуть? — переспросила я и вопросительно посмотрела на Нуньес-Гарсию. У того поехали колени, и он бухнулся на пол. Никто, однако же, не ринулся его поднимать.

— Кинуть, — подтвердил Мандарин. — Федя ведь с самого начала был с нами, как я вышел. Он же всех боялся: Троянова, Кабаргина, Павлова, меня, Мусы. Но между страхами надо было выбирать. Так он всех своих прежних покровителей слил. Троянова, Павлова. Кстати, Павлова ведь по наводке Федора убрали. Он весь расклад дал: когда и на чем приезжает домой Павлов, один ли или же с бабой. Испугался Лаптев, что станет лишним и вместо него директором цирка назначат как раз Павлова. Понимаешь? Со страху и прислонился к нам. А дальше у него и выхода уже не было.

Я повернулась к сидящему на полу Федору Николаевичу. И по тому, как он моргал ресницами и кривил рот, поняла, что Киврин не врет. Но все-таки спросила:

— Это правда, дорогой работодатель?

Он молчал.

— Наверное, и в квартиру к вам никто не влезал, и на «хвост» никто не прыгал, когда вы ехали на дачу с той девицей из эскорт-фирмы, а рассказали мне все это только для того, чтобы обусловить необходимость меня нанять. Боялись. Правду-то вы сказать не могли.

Он продолжал молчать.

— Значит, правда, — сказала я. — То-то я подумала, как это так можно практически беззвучно перепилить решетку, да на втором этаже, чтобы хозяин заметил шум только тогда, когда он раздался в комнате? Меня это сразу немного насторожило, но возникли другие проблемы, так что не до решеток было… Ведь придумали все, правда, господин Лаптев?

— Конечно, правда, — вмешался Мусагиров. — Федор своих с потрохами сдал. А как он перепугался, когда без предупреждения выкрали этого чертова тигра, думая, что ампула именно в нем!

— А зачем тигра-то, Пифагора несчастного, взяли? — спросила я. — Перехватить товар? Думали, что Чернов уже «заправил» груз зверю? Все понятно, напутали вы, ребята. Только ведь спереть животное без благословения директора цирка сложно, да? Федор Николаевич, — снова повернулась я к клиенту, — а сложно, наверное, быть слугой двух господ. И не знаешь, откуда исходит угроза, правда? И покой вам только снится, сквозь кровь и пыль, да?..

— Он всех кинул, — сказал Мандарин. — Была договоренность, что он сдаст груз Паше, брату Мусы. А тут ты. Он тебе ничего не объяснял, наверное, боялся опять. И своих боялся — цирковых, Чернова того же, — и нас. А потом подумал, что ты его защитишь, что ли… В общем, решил оставить груз себе, тем более что знал, как его сбыть. Решил свалить, гнида! — рявкнул Киврин, впервые за все время повышая голос. — Надо же, что удумал — присвоить себе лавэ и срыгнуть с тремя сотнями тонн! За такие дела, мой дорогой, шкуру тебе надо располосовать не хуже, чем у тигра!

— Я… — промямлил Федор Николаевич, — все объясню, честное слово. Я сам не знаю, что делал, бес попутал. И еще она… Я не хотел, но она все время говорила, что груз нужно сдать, а деньги оставить…

— Я говорила, что нужно сдать товар, чтобы потом вам, Федор Николаевич, не вменили в обязанность вернуть полную его стоимость, — медленно произнесла я. — О том, что нужно сделать с деньгами, я не говорила. Значит, у вас в планах была передача груза людям Киврина там, на трассе Тарасов — Пенза? А мне вы, верно, сказать об этом постеснялись. Вы вообще удивительно скрытный человек, Федор Николаевич. Говорите о пустяках, а главное… О, главное вы самым чудесным манером скрываете.

— Евгения Максимовна, я сам запутался в этих бандитских разбор… — Он только на излете фразы понял, что и в каком обществе он говорит, и осекся.

Послышались недовольные голоса:

— Че он там распрягается? Мочить!

— Гнида, из-за них Пашку грохнули!

— Обоих в расход! Че на девку-то пялиться?

Киврин чуть приподнялся в кресле и выговорил:

— Тихо! Вы что разгалделись? Тут вам не камерные шконки, где только языки чесать от нечего делать! И прекратить базар. Я сам решу, что к чему. Федор, конечно, не прав. Его мы накажем. А с бабой решим. Евгения Максимовна, — с приторной вежливостью и явно позаимствовав форму обращения из предыдущей фразы Федора Николаевича, произнес он, — я делаю вам официальное предложение. Пойдете ко мне на работу? А что? Приличная работа.

— И в каком качестве?

— А в том же, в каком собирался принять вас на работу покойный Троянов. В качестве телохранителя. И платить я буду лучше. Главное, что охранять вам придется того же человека, которого хотел охранять Тройной. Просто его прихвостень Павлов все напутал, и так вышло, что вы прислонились не к тому подопечному.

— И кого же я буду охранять? Того, кто синтезирует препарат? Вот этот препарат, линию и технологию распространения которого вы героически отбили у людей Троянова? Так, что ли, господин Киврин?

— Вы догадливы. Именно так. Кстати, он сам просил о том, чтобы к нему приставили именно вас. Он, верно, вас знает. Потому что просил о вас и меня, и покойного Тройного.

— Вот даже как… И как же его зовут? Ведь если он меня знает, то я должна его знать.

— Да, конечно. А зовут его — Николай Николаевич Докукин. И мне кажется, что у вас с ним были достаточно теплые отношения. Кажется, он даже предлагал вам выйти за него замуж, если не ошибаюсь.

Я вздрогнула, услышав это от человека, которого видела в первый раз в жизни.

От бандита, на котором пробы негде ставить и который почему-то осведомлен о моих отношениях с Докукиным. Причем вплоть до тонких нюансов.

— Простите, господин Киврин, — медленно начала я, — но мне не хотелось бы обсуждать мои личные дела в присутствии целой орды ваших подчиненных. Сами понимаете.

— Я-то понимаю, лапушка, но вот вы… — довольно развязно произнес он, колыхаясь.

— Значит, вы утверждаете, что пресловутой курицей, несущей золотые яйца, является Докукин?

— Да. Уж вы, Женя, лучше всех должны знать порошок, который сегодня так ловко продали. Это же тот самый, партию которого в прошлом году весной спрятали на кладбище на окраине Тарасова, а потом вышло недоразумение: половодье размыло тайник, и жителям микрорайона стали мерещиться всякие ужасы. Сами знаете, что препарат, смешиваясь с водой, приобретает галлюциногенные свойства.