– Вы меня переоцениваете.

– Нет, после того как вы мне написали, я читал отзывы, общался с людьми… Я даже не поверил, что вы сами меня ищете, а потом понял – это знак! Теперь все наконец-то сдвинется с мертвой точки!

Северьян вспомнил свой «Инстаграм», позерские фотографии и посты, написанные за него Севером и Викой, и ему стало не по себе.

– Вы меня переоцениваете, – повторил он, твердо вознамерившись вернуть парнишку с небес на грешную землю, даже если для этого придется целую чертову ночь освобождать его от иллюзий. – Все не так просто. Я уже пытался найти их – и не смог.

– То есть… – Мяль посмотрел на него, и Северьян заметил, что глаза у него светлые-светлые. И беззащитные, как у человека с плохим зрением, когда он снимает очки. «Чтобы они не разбились, когда ему врежут прямо по лицу», – додумал он обреченно. – Вы хотите сказать, что дети уже не… Не…

Северьян заставил себя разжать крепко стиснутые в кулак пальцы.

– Дети мертвы. Я в этом уверен. Тихо, тихо, тихо, – забормотал он, на всякий случай подхватив покачнувшегося парня под руку. – Давайте-ка вон туда.

В подсобке, где уже похрапывал, забыв всякий страх, пьяный сторож, он приземлил свою ношу на шаткий стул и сунул Владимиру под нос оставшееся на дне фляжки.

– Я хочу найти того, кто их забрал, – заговорил он, пока тот глотал, а потом молча сидел с остановившимся взглядом. – Нет, я должен. Я пообещал это одному очень хорошему человеку. Вы правы, скорее всего, похититель один. Я знаю слово, которое с ним связано. Куделька. Вы что-нибудь слышали о кудельке?

Владимир едва заметно пожал плечами.

– А про пестрого черта?

Теперь он поднял голову – с таким взглядом вскрывают вены или отталкивают табурет. Нужно было срочно дать ему что-то взамен отобранного, что-то, ради чего он снова будет возделывать свои клумбы и верить, что это хорошо и правильно. Северьян судорожно искал этот новый смысл, но не находил. Впервые в жизни он до черной сосущей пустоты внутри жалел о том, что он – не священник.

– Ваше расследование продвинулось намного дальше моего, – скрипучим голосом произнес Владимир. – А говорите, переоцениваю…

И снова уставился в пустоту.

– Моя сестра, – все так же скрежещуще, словно в его горле застряла ржавая шестеренка, заговорил он спустя минутное молчание, – когда не валяется дома пьяная, ходит по улицам с коляской, катает куклу. Она кормит куклу, спит с ней, баюкает ее, поет колыбельные. Нам пришлось уехать из города, но это не помогло. Ею пугают детей.

– Подождите! – в отчаянии выкрикнул Северьян. Покосился на спящего сторожа и сказал уже тише: – Ждите меня здесь, я сейчас вернусь. Только никуда, прошу вас, никуда!

С этими словами он схватил со стола оставленный сторожем стакан, плеснул туда на полпальца недопитой им же водки и вылетел за дверь.

Пришлось проявить чудеса бесшумности. По чистой случайности не угодив ни в одну из ловушек рассохшегося паркета, Северьян прокрался в голубой зал и водрузил стакан аккурат посередине одного из цветочных орнаментов на полу. Спрятался в густой тени уже знакомого угла между стеной и камином и замер в ожидании.

Так вот ты какой, грузчик-трубочист…

Длинная – ничего себе рост был у бедолаги, метра два, не меньше, – тощая тень выползла из смежной комнаты и басовым ключом нависла над стаканом. Северьян подобрался, мысленно прикинул расстояние между собой и чмокающим Есми в шагах и – выстрелил собой в его сторону.

– Есть! – выкрикнул он, прежде чем повалил эту громадину и оба покатились по полу.

Есми слабо верещал, но не сопротивлялся. Северьян, готовый к тому, что придется пару раз врезать ему для разговорчивости, повременил с дракой и просто держал длинного за шиворот, пока тот слабо пытался отползти и, кажется, не понимал, почему ему это не удается.

– Пестрый черт, – прошипел Северьян, стискивая пальцы на ветхой ткани футболки. Ткань трещала. Она явно не предназначалась для того, чтобы войти в вечность. – От кого ты это услышал? Почему так сказал?

– Я его видел, – всхлипнул Есми, и Северьян ослабил хватку. Тот вырвался и на четвереньках торопливо отполз к стене.

– Полупуть не поможет, – тяжело дыша, сказал Северьян, хотя это и так было очевидно. – Куда ты – туда и я. Теперь я тебя знаю.

– Чего ты вообще ко мне привязался? – взныл Есми, поджимая ноги. – Нормально спросить не мог? Обязательно на людей кидаться?

– Извини, – произнес он безо всякого покаяния. – Так кого именно ты видел?

– Не знаю, – начал было Есми, но наткнулся на недобрый Северьянов взгляд и исправился: – Черта этого. Там, в городе. Я работал, разгружали мебель. Спустился покурить, а там напротив – детская площадка. Девочка качалась на качелях, с ней женщина была, но она сидела на лавке под деревьями с другой какой-то, они пили пиво и не смотрели. А я посмотрел. Это вырос как будто из воздуха, девчонку руками обхватил – и все. Никого. Пустые качели качаются. – Он вытер лоб дрожащей рукой. – Потом ее искали, девчонку эту, листовки везде расклеивали. Снежана ее звали. Снежана Мяль.

– Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

– Да вот еще, – передернулся Есми. – Все равно никто бы не поверил. Я н-не очень трезвый был. Сам потом подумал – наверное, показалось. Убежала она просто и потерялась. Люди ведь из воздуха не появляются.

Невнятная внутренняя тревога сигнализировала о том, что он упустил нечто важное. Нелогичность какую-то. А с виду все довольно обычно… Северьян снова прокрутил в голове услышанное от Есми: покурить, девочка, качели, тетки с пивом…

– Погоди. – Кончик хвоста нелогичности вильнул и был готов скрыться за углом, но в последний момент Северьян вцепился в него всей пятерней: – А почему ты ночью мебель-то разгружал?

– Я и не говорил, что ночью, – в свою очередь запутался Есми. – Днем дело было, около трех. После обеда, а мы еще не жрамши, вот и курили через каждые десять минут.

– Ладно, – сказал Северьян и устало потер глаза. – Как он выглядел? Этот твой пестрый черт?

– Так и выглядел. Одежда на нем была дурацкая. Клоунская какая-то. Но не красная куртка и желтые штаны, а все вместе одновременно, такими квадратиками, как у…

– Арлекина?

– Да-да, кажется. Я ж поэтому и не сказал… Сам испугался… Только сейчас понял. Они там плачут. Все-все плачут, много их. Куделька, говорят, куделька. А чего за куделька – не знаю. Он, наверное… Имя его. Клоун Куделька. У них же всегда такие… как их там… псевдонимы. И сегодня… – Он говорил все тише и тише, Северьяну пришлось податься вперед, чтобы разобрать последние слова. – Сегодня их стало больше. Кто-то еще умер.

– Спасибо, – пробормотал Северьян и собрался было уходить, но Есми застенчиво его окликнул. – Что?

– Место, где мне будет лучше, чем здесь. Ты сказал, что оно существует.