– Можешь. Ты станешь счастливее, избавишься от многих противоречий. Будет легче, ты сам так сказал.

Я действительно так думаю. Без меня и без наших нескончаемых выяснений отношений он станет счастливее. Сосредоточится на себе, на злости на обоих своих отцов и когда-нибудь обретет счастье. Я люблю его слишком сильно, чтобы желать ему только счастья, даже если и не со мной.

Сжав кулаки, он прижимает их ко лбу и стискивает зубы:

– Нет!

Я люблю его. Я всегда буду любить этого человека, но мои силы закончились. Невозможно вечно разжигать костер, когда он льет воду ведро за ведром, пытаясь его потушить.

– Мы отчаянно боролись, но, по-моему, сейчас пришло время остановиться.

– Нет! Нет!

Его глаза обшаривают комнату, и я понимаю, что он сделает, еще раньше его самого. Поэтому меня не удивляет, когда настольная лампа летит и разбивается о стену. Я не двигаюсь. Даже не моргаю. Все до боли знакомо, и именно поэтому я поступаю так, как поступаю.

Я не в состоянии его утешить. Я даже себя не могу утешить и не настолько доверяю себе, чтобы обнять его за плечи и пообещать на ухо, что все будет хорошо.

– Это то, чего ты хотел, помнишь? Вспомни, Хардин. Просто вспомни, почему ты не желал быть со мной. Вспомни, почему ты отправил меня в Америку одну.

– Я не могу жить без тебя, ты нужна мне. Ты нужна мне. Ты. Нужна. Мне, – повторяет он как заведенный.

– Мы можем общаться. Но не так, как прежде.

– Ты что, серьезно предлагаешь остаться друзьями? – ядовито выплевывает он. По мере того как нарастает злость, зеленый цвет его глаз меняется на черный. Прежде чем я успеваю ответить, он продолжает: – После всего, что случилось, мы не можем быть друзьями. Я никогда не смог бы находиться с тобой в одной комнате и не быть с тобой. Ты все для меня. И ты хочешь оскорбить меня предложением остаться друзьями? Ты ведь не это имеешь в виду. Ты меня любишь, Тесса. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Не можешь не любить. Разве ты меня не любишь?

Пустота внутри начинает сдавать позиции, и я отчаянно борюсь, чтобы ее удержать. Если я начну что-либо чувствовать, мне конец.

– Да, – выдыхаю я.

Он снова падает на колени.

– Я люблю тебя, Хардин, но мы не можем продолжать поступать так друг с другом.

Не хочется ссориться с ним, не хочется причинять ему боль, но вся вина за случившееся лежит на нем. Я отдала бы ему все. Черт, да я и отдала ему все, но он не захотел принять. Когда наступали тяжелые времена, его любовь оказывалась недостаточно сильной, чтобы сразиться за меня с его демонами. Он сдавался раз за разом, каждый раз.

– Как мне выжить без тебя? – Он плачет прямо передо мной, и я, пытаясь совладать с собственными слезами, сглатываю горький комок вины, застрявший в горле. – Я не смогу. И не буду. Ты не можешь просто отказаться от всего, потому что тебе сейчас плохо. Позволь мне быть рядом, не отталкивай меня.

Я начинаю смеяться. Это не веселый смех. Это горький и печальный смех, вызванный иронией от его слов. Он просит меня о том, о чем просила я, но даже не понимает этого.

– Я умоляла тебя о том же самом с момента нашей встречи, – тихо напоминаю я.

Я люблю его и не хочу причинять боль, но мне нужно разорвать этот порочный круг раз и навсегда. Если я этого не сделаю, мне не выжить.

– Знаю. – Его голова падает мне на колени, а тело начинает сотрясаться от рыданий. – Прости! Прости!

Он в истерике, пустота покидает меня слишком быстро, ускользая сквозь пальцы. Я не хочу ничего чувствовать. Не хочу видеть, как он плачет, давая обещание за обещанием, суля то, что я ждала услышать целую вечность.

– У нас все будет хорошо. Ты справишься с горем, и у нас все будет хорошо.

Мне кажется, что он сказал именно это, но я не уверена и не могу попросить его повторить, потому что не в силах услышать эти слова снова. Ненавижу это. Ненавижу, что всегда нахожу причину винить себя за его боль, неважно, как сильно он меня ранит.

Краем глаза улавливаю движение у двери и киваю Ною, давая понять, что со мной все в порядке.

Это не так, но я пребываю в этом состоянии уже какое-то время, и, как ни странно, у меня нет потребности прийти в норму, как это было раньше. Глаза Ноя останавливаются на разбитой лампе, он выглядит обеспокоенным, но я еще раз киваю, молча умоляя его уйти и не вмешиваться. Мне хочется в последний раз почувствовать, как тело Хардина касается моего, как его голова покоится на моих коленях, хочется запомнить черные завитки татуировок на его руках.

– Мне жаль, что я не смогла тебе помочь, – говорю я, слегка поглаживая его влажные волосы.

– И мне, – плачет он у моих ног.

– Мама, кто оплачивает похороны? – спрашиваю я.

Мне не хочется показаться бесчувственной или грубой, но бабушек и дедушек уже нет в живых, а оба моих родителя были единственными детьми в семье. Я знаю, что матери похороны не по карману, особенно отцовские, и меня беспокоит, что она взвалила на себя эту ношу, только чтобы что-то доказать своим друзьям в церкви.

Я не хочу надевать черное платье, которое она мне купила, не хочу надевать черные туфли на высоких каблуках, которые она не может себе позволить, но больше всего не хочу видеть, как хоронят отца.

Мать медлит с ответом, тюбик губной помады в ее руке замирает у губ, когда она ловит в зеркале мой взгляд.

– Я не знаю.

Я с недоверием поворачиваюсь к ней, – вернее, это чувство можно было бы назвать недоверием, если бы мне удалось вложить в него достаточно эмоций.

– Не знаешь? – Я приглядываюсь к ней. Опухшие глаза – верное доказательство того, что она переживает его смерть гораздо тяжелее, чем старается показать.

– Тереза, нет необходимости обсуждать финансовую сторону вопроса, – хмурится она и выходит из гостиной, завершая тем самым разговор.

Я согласно киваю, не желая ссориться. Не сегодня. Сегодня и так трудный день. Наверное, это эгоистично и немного ненормально с моей стороны, но я никак не могу понять, о чем он думал, когда воткнул иглу себе в вену. Понятно, что последние несколько лет он был наркоманом, но у меня до сих пор в голове не укладывается, как можно заниматься подобными вещами, понимая, что это смертельно опасно.

За те три дня, что я не видела Хардина, мое психическое состояние заметно улучшилось. Я не оправилась до конца, и какая-то часть меня очень боится, что мне никогда не стать прежней.

Он остановился в доме Ноя, чем невероятно удивил и меня, и, несомненно, чету Портер. Вряд ли они часто общаются с теми, кто не является членом городского клуба. Я бы не отказалась посмотреть на выражение лица миссис Портер, когда Ной привел Хардина в дом. Трудно представить, чтобы Ной и Хардин подружились или хотя бы начали мирно общаться, поэтому я понимаю, какую боль испытал Хардин после моего отказа, раз уж воспользовался гостеприимством Ноя.