Что же все-таки его разбудило?

Не засну, понял Том. У него возникло непреодолимое желание выйти на улицу. Осмотреться, подышать свежим воздухом. Прогуляться до развалин дома Лиггинсов – благо это совсем рядом. Взглянуть, как идут дела у караульных. Дивясь своему порыву – тоже, проверяющий нашелся! – Том принялся одеваться. Одевался он почему-то в темноте, на ощупь, хотя точно помнил, что на столе припасена свеча и коробка спичек.

На улице оказалось заметно светлее, чем в доме. Фонарей на Оук Клоуз не было, но небо усыпали бесчисленные звезды, переливаясь россыпями золотых угольков. Возле руин горел костер, постреливая редкими искрами. У костра вповалку дрыхли трое караульных. Вот вам и бдительность с дисциплиной!

– Эй! – окликнул Том.

Сони и ухом не повели. Рэдклиф шагнул ближе, вгляделся в бледные лица – и у него ёкнуло сердце.

– Эй, проснитесь!

Он потряс за плечо ближайшего солдата. Тот и не думал просыпаться. Холодея от скверного предчувствия, Том приложил ухо к груди караульного – и выдохнул с облегчением. Жив! По крайней мере, сердце бьется. Перепились, что ли? Том принюхался: спиртным от солдат не пахло.

Что за напасть?!

Он принялся трясти всех троих по очереди; набравшись смелости, звонко шлепнул одного ладонями по щекам. Никакого результата! У солдата даже щеки не порозовели. Лицо осталось бледным и отрешенным, на губах застыла жутковатая мечтательная улыбка.

– Да что ж это такое?! – в отчаянии воскликнул Том.

Вернулся шепот: на сей раз Том явственно различил слова.

– Торописссь, Томмиии…

– Кто здесь?!

Рэдклиф завертел головой, пытаясь определить, откуда идет голос. Шепот, похожий на шипение клубка змей, наползал отовсюду:

– Торописссь! Ты их не разссбудишшшь… Только миссстер Холмсссс… Да-с, миссстер Холмсссс! Приведи его, Томми. Приведи до рассссвета… торописсссь…

Том поверил. Том побежал. А что ему оставалось делать, если небо на востоке уже начало едва заметно светлеть?

Дверь «Синего вепря» была заперта. На отчаянный грохот дверного молотка объявился крайне недовольный мистер Сквоттер, хозяин гостиницы, и велел «пьяному шалопаю» убираться.

– Мистер Холмс! – завопил Том.

– Пошел вон, пьяница!

– Мне нужен мистер Холмс! Срочно!

– Болван! Я засажу тебя в холодную!

Мистер Сквоттер приготовился в подробностях описать безрадостные перспективы, которые ждут полуночного гостя, но за спиной хозяина, с лестницы, ведущей на второй этаж, прозвучал знакомый голос:

– Что случилось, Том?

И сразу следом:

– Пропустите этого молодого человека.

Мистеру Сквоттеру, раздосадованному вмешательством постояльца, пришлось отступить, и спустя минуту Том уже докладывал:

– …они живые! Они просто не хотят проснуться! Я и так, и сяк… А тут голос: мол, беги, Том, за мистером Холмсом! Только он их разбудит. Если, конечно, до рассвета поспеет…

– До рассвета? Очень интересно.

Том обнаружил, что мистер Холмс одет, как для прогулки, а руке у него – знакомый футляр. Видимо, мистер Холмс намеревался разбудить солдат игрой на скрипке.

– Вы не разглядели говорившего, Том?

Том виновато понурился:

– Нет, сэр.

– Не расстраивайтесь. Уверен, он сам объявится.

– Мне побежать вперед, сэр?

– Нет, мы пойдем вместе.

Далеко уйти им не удалось: на лестнице объявился доктор Ватсон – не выспавшийся, раздраженный и с револьвером в руке.

– Куда это вы собрались, Холмс?!

– Не притворяйтесь, друг мой. Вы все отлично слышали. Наш приятель Том не умеет говорить тихо. Иерихонская труба в сравнении с ним – лепет ручья.

– Вы хотели уйти без меня!

– Хотел, – не стал спорить Холмс. – И очень рад, что у меня ничего не получилось. Поймите, Ватсон: ему, кем бы он ни был, нужен я. Это наверняка ловушка.

– Ловушка? – усы доктора воинственно встопорщились. – Я вам это еще припомню, Холмс! Вы хотели угодить в ловушку без меня! Какой вопиющий эгоизм! Не будем терять времени, джентльмены. Рассвет на подходе.

– Вы правы. Времени у нас в обрез.

Уже на улице доктор проворчал:

– Зачем вам скрипка? Лучше бы прихватили револьвер!

– Револьвер я тоже прихватил, – невозмутимо сообщил Холмс.

Вопрос насчет скрипки остался без ответа.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – бормотала Тюня.

– Чтоб не сглазить! – бодро откликался я.

– Тьфу-тьфу-тьфу!

– …чтоб не сглазить…

– …тьфу!..

– …чтоб!..

И еще: тук-тук-тук! Костяшками пальцев по дереву, для страховки. Надо бы по некрашеному, но где его взять в современном интерьере, некрашеное-нелакированное? Каждый второй раз я стучал по лбу. Шутка с бородой, как у Хоттабыча, но сейчас любая подмога была бы кстати.

…складывалось. Судя по динамике процессов, которые нам выбрасывала программа, складывалось. И у Нюрки, смирно лежавшей на диване, перестал дергаться уголок рта.

Тыщу раз «тьфу-тьфу-тьфу» через левое плечо!

– В тридевятом царстве, – сообщила Тюня, – в тридесятом государстве, в туманном Альбионе царицы Виктории Долгоправящей…

– Ну? – поощрил я.

– Марсиане возвращаются, магия бежит! Снегирь, ты угостишь меня чашечкой кофе? На обратном пути?

– Чаем угощу. В пакетике, без сахара.

– Жлоб ты, Снегирь…

«Ж-ж-жлоб!» – согласился гадский принтер. Некоторое время я тупо смотрел на распечатку. Время шло и шло, из некоторого превращаясь в неприлично долгое.

– Что там? – заинтересовалась Тюня. – Текст?

– Нет.

– Картинка?

– Нет.

– А что? – брови Тюни поползли на лоб.

– Ноты.

– Какие?

– Понятия не имею. Черненькие.

В нотах я не разбирался от слова «совсем». Особенно когда тебе выбрасывают чехарду закорючек, фрагмент без начала и конца – и минимум слов в пояснение этого безобразия. Не принимать же всерьез заклинания типа «lento» и «sempre legato»?!

– Наши с тобой беседы, Снегирь, – начала Тюня с опасной медлительностью. Так пантера сжимается в комок перед броском, – напоминают диалоги Дюма-отца. Мэтру стали платить построчно, мэтр стал раздувать диалоги. А? Ну да! Что? Ничего? Извольте пояснить! Не изволю! А? Не изволю, и баста! Дай мне твои ноты, я забью их в поисковик…