– Значит, комментариев не будет? – спрашивает какой-то репортер с очередного телеканала.

Камера за его спиной поворачивается и устремляет свой взгляд на Сэм, словно глаз разгневанного циклопа.

– Хер тебе, а не комментарии.

Она отворачивается от него и смотрит на меня. В свете фотовспышек ее лицо окутывается люминесцентным сиянием, делаясь плоским, бледным и бесцветным, словно полная луна.

Краем глаза я вижу, что ко мне, расталкивая остальных, пробивается Джона.

– Вы действительно не хотите ничего сказать по поводу Лайзы Милнер? – говорит он.

У меня внутри вспыхивает огонек любопытства, подталкивая вперед. Лайза покончила с собой несколько дней назад. Для новостей, которые непрерывно идут круглые сутки, это целая вечность. Нет, здесь что-то не так. Появилось что-то еще.

– А что с ней? – спрашиваю я, придвигаясь ближе.

Камеры тут же занимают место, где я стояла за мгновение до этого, и теперь окружают меня со всех сторон.

– Она не покончила с собой, – отвечает Джона, – заведено уголовное дело. Лайзу Милнер убили.

Подробности таковы:

В тот вечер перед смертью Лайза Милнер выпила два бокала Мерло. Не в одиночестве. С ней кто-то был и тоже пил вино. И этот самый кто-то подсыпал ей в бокал большую дозу «Анитрофилина», мощного антидепрессанта, который иногда используется как снотворное при серьезных психических травмах. Количество препарата, обнаруженное в организме Лайзы, отправило бы в кому взрослого самца гориллы.

Вино и «Анитрофилин» были обнаружены в результате анализа токсикологических проб, взятых после смерти Лайзы. Если бы не они, все по-прежнему полагали бы, что она сама наложила на себя руки. Даже и с ними следователи могли бы прийти к такому выводу. Полицейские нашли «Анитрофилин» на кухне. Но вот чего им отыскать не удалось, так это пузырька от лекарства или рецепта, выписанного врачом Лайзы. Впрочем, это еще ничего не означает в эпоху интернет-аптек, которые запрашивают тройную цену за препараты, поставляемые из Канады. Любое лекарство, которого только может пожелать ваша измученная ломкой душа, можно достать за границей.

Когда только результаты экспертизы засияли, словно огни казино, домой к Лайзе опять отправили бригаду криминалистов. На этот раз они произвели более внимательный осмотр, который вообще-то должны были сделать сразу, но поленились, думая, что она сама себя прикончила. Нашли бокал Лайзы с гранулами «Анитрофилина» на донышке. Обнаружили на столе два красных кружочка от высохшего Мерло, образованных основаниями двух бокалов. В одном кружочке содержался «Анитрофилин». А вот в другом нет. Второй бокал обнаружить не удалось. Как и следов борьбы или взлома.

Кто бы ни был убийцей Лайзы, она ему доверяла.

Судмедэксперту показались странными порезы на ее запястьях. Они были глубже по сравнению с теми, которые человек наносит себе сам. Особенно если этот человек обдолбался. Еще более красноречивым было направление порезов: справа налево на левом запястье и слева направо на правом. Чаще происходит наоборот. Но даже если Лайза в принципе и могла вскрыть себя таким странным образом, угол, под которым были нанесены раны, свидетельствовал об обратном. Сделать такое сама она абсолютно точно не могла. Это был кто-то другой. Тот самый человек, который подмешал ей в бокал таблетки, а свой унес с собой.

Большой вопрос – не считая того, кто и зачем это сделал, – заключался в том, когда Лайза позвонила в 911 со своего мобильного. Полиция Манси полагает, что это произошло после вина, но до порезов. В соответствии с их гипотезой, женщина поняла, что ее опоили, и каким-то образом ухитрилась набрать 911. Преступник выхватил телефон у нее из рук до того, как она успела сказать хоть слово, и нажал кнопку отбоя. Зная, что полиция все равно приедет, он схватил нож, потащил оглушенную антидепрессантом Лайзу в ванную и искромсал ей запястья. Именно этим объясняется необходимость резать вены несмотря на то, что ее все равно убил бы «Анитрофилин».

Вот чего полиция не знает, по крайней мере пока не нашла компьютер Лайзы, это что за час до всего этого она отправила мне письмо. Эта мысль приходит мне в голову, когда мы собираемся вокруг телефона Купа, включенного на громкую связь, чтобы всем было слышно.

«Куинси, нам нужно поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста ответь мне».

Мы расположились в гостиной, я стою во главе стола, слишком опечаленная и разгневанная, чтобы сесть. Лайза по-прежнему мертва, и новые откровения этого не изменят. Но теперь я оплакиваю ее по-другому, сильнее и острее.

Убийство – тварь куда более жестокая, чем суицид, хотя конечный результат в обоих случаях один и тот же. Эти слова различаются даже по звучанию. «Суицид» шипит, как змея, это слабость разума и души. «Убийство» наводит на мысль о бурой грязи – темной, густой, наполненной болью. Мне было проще пережить смерть Лайзы, пока я думала, что это самоубийство. Это означало, что она сама приняла решение умереть. Правильный или нет, но это был ее выбор.

Убийство – это не выбор.

Куп и Сэм, молча и неподвижно сидящие по ту сторону стола, кажется, поражены не меньше меня. Поскольку Куп никогда раньше не был у меня дома, его присутствие придает и без того странной ситуации сюрреалистический оттенок. В гражданской одежде, неловко примостившийся на изящном стуле, он выглядит как-то неуместно. Будто это не настоящий Куп, а какой-то самозванец, обманом проникший на чужое место. Меж тем поддельная жизнерадостная Сэм осталась в кафе. Теперь она настоящая: стоит и обгрызает ногти, глядя в телефон Купа, будто может увидеть собеседника, а не просто безликий силуэт на дисплее.

Голос, который мы слышим, принадлежит знакомой Купа из полиции штата Индиана. Ее зовут Нэнси, она первой приехала в тот студенческий женский клуб после того, как Стивен Лейбман закончил свой кровавый праздник. Она была для Лайзы тем же, чем для меня Куп.

– Я не стану вам лгать, – говорит она хриплым от усталости и горя голосом, – улик, с которыми можно было бы работать, у нас очень и очень мало.

Я не могу сосредоточиться на ее словах, потому что в моей голове бесконечно прокручивается то письмо, будто зачитанное голосом Лайзы:

Куинси, нам нужно поговорить.

– Если бы эти недоумки тщательно обыскали ее квартиру сразу по обнаружении тела, как я их просила, все могло бы быть иначе. Но они не стали меня слушать, и теперь один Бог знает, сколько человек там топталось перед тем, как они соизволили явиться туда во второй раз. Место преступления загроблено. Отпечатки пальцев там теперь повсюду.

Это очень важно.

– Значит, того, кто это сделал, могут так никогда и не найти? – спрашивает Куп.

– Никогда не говори «никогда», – отвечает Нэнси, – но пока все выглядит далеко не лучшим образом.

Наступает короткая пауза, во время которой каждый из нас четверых думает, что, вполне возможно, мы никогда не найдем ответы на наши вопросы. Убийцу не накажут. Мотив не выявят. Никто не поймет, почему Лайза отправила мне письмо, перед тем как, ни о чем не подозревая, сделать первый роковой глоток.