А попаданец думает, щас он притащит планшет с надгрызанным яблоком на крышке – и всё, враг повержен малой кровью на чужой территории. Нет. Война – это тонно-километры. Никакой попаданец не сможет изменить баланс этого пространственного грузооборота. Оказалось, что самые ценные сведения, что я принёс из будущего, не дата Победы, не ход развития войны, тем более, что он, ход войны, изменился уже самим «пробоем пространственно-временного континиума», так кажется говорил док Браун? Самое ценное – отметки месторождений на контурной карте. Но и тут всё сложно – это всё надо найти, тупо ножками, палку в землю воткнуть, пробы выбурить, проложить туда дороги, завести оборудование для добычи, построить обогатительные предприятия, завезти оборудование, вывезти руду, переработать её. Опять тонно-километры. Всё это выстрелит, конечно. Но когда?

Чёй-то я рассопливился? Так, надо горячего поесть и идти бить немца. А то что-то мы ему тут отдых дали! В бой! Берлин далеко ещё!

Как разбили? Глушилку разбили, суки! Одну из двух имеющихся. Что за день-то такой! Запеленговали и закидали снарядами. И оператор «глушилки» погиб. Твою-то мать! За ногу! Об угол!

Так! Ты, бывший ворюга, как тебя с похмелья и не помню, а, Брасень, займись этой проблемой! Глушилка должна работать тогда, когда нам это надо! И оставаться целой! Цигель! Одна нога – здесь, другой… а, знаешь уже? Я повторяюсь? Стал предсказуемым? Плохо.

А кормить сегодня будут? Нам, медведям, диеты – не в прок! Пох, главное – горячее и много!

Да хватит уже долбить! Пожрать спокойно не дадут! Одно слово – немцы! Ненавижу!

Противник контратаковал. Зажал одну из боегрупп в освобождённом вчера селе. Сначала хотели пробить коридор для вывода группы, но тут пришло сообщение, что мои люди обнаружили немецкий топливный склад на освобождённой вчера территории. Ха! У нас есть бензин, значит, есть свобода манёвра! Тогда планы меняются! Перегрупировка! Держитесь, ребята!

Ну, а мы за вас отомстим!

В атаке участвовал лично. Никого не убил. Меня окружила такая толпа дрожащих за бренное тело меня, безобидного, что перебили всех немцев прежде, чем я смог хоть кого-то подстрелить. Не говоря уже о гранатном бое, а уж тем более – рукопашной! Просто я не успел добраться до живых немцев. Убивали их быстрее, чем я умею бегать.

Ие-ех! Не дали развлечься. Опять администрирование! Матерился полчаса. Обругал всех подряд, всех, кого увидел. И за дело, и так. Ха! Был бы человек, а до чего докопаться – найдётся. А нечего под злого меня попадать! Пострелять не дали! У-у! Гэбня кровавая!

Комрембата всё-таки достал меня. И я провёл небольшую ротацию экипажей. Пока только тех, что не на острие атаки. Плохо это, конечно, разбивать сработавшийся коллектив, но ремонтники мне нужны, как воздух. А заводчане, что ещё были в экипажах, мало, но были – чем не слесаря-ремонтники? Да и «безлошадных» – всех в его распоряжение предоставил. Дело он важное затеял – восстановление отбитой у немцев и брошенной ими техники. Танков, конечно, мы не получим – больно уж злые расчёты моих самоходов и танков на них – разбивают до состояния металлолома. Но есть ещё различного вида бронетехника, автотранспорт. Да и брошенные пушки ставятся в строй – мы взяли три небольших склада снарядов немецких калибров.

Кстати, Брасень с комрембата решили вопрос по «глушилке» вот как: пазик 3-й серии, потерявший башню от удара бетонобойного снаряда Бегемота, но оставшийся на ходу, теперь и был повозкой для глушилки. И экипаж глушилки теперь играл в салочки с немецкими корректировщиками и пилотами люфтваффе. Попробуй поймать безбашенный танк, если при приближении к району поиска пропадала связь с «землёй» и между самолётами, так что данные пеленгации у немцев были слегка несвежие. Поэтому немец кидался на всё подряд, прорываясь сквозь трассеры наших Фениксов и зенитных пулемётов.

Попросил рембатовцев у Ватутина, был вежливо и почти не матерно послан (интеллигент!) – бывшие плацдармы забиты нашими танками. Их надо чинить или вывозить. Кто это будет делать? Пушкин? Александр Сергеевич? Битый танк восстановить на заводе всё проще, чем из руды его выстраивать.

Кстати, все Матильды так там и остались, где я их видел. Им дважды не повезло. Сначала их атакующих строй в борта обстреляла неподавленная зенитная батарея, а когда они развернулись к зениткам лбом, то были обстреляны в другие борта ожившими противотанковами батареями немцев. Пока подавляли всё это стреляющее хозяйство, Матильды спасались от уничтожения в заболоченной низине, из которой их теперь и тягали по одному. Завязли. А у Матильд есть такие боковые экраны, защищающие борта и ходовую. Вот только грязь, забившаяся между экранами и ходовой, высохла, застыла, как гипсовая штукатурка, намертво заклинив движители. Вот тебе и чудо сумрачного саксонского гения. Это вам не в сухих песках Африки Роммеля гонять! Тут знаменитый русский чернозём! Что на хлеб можно мазать, как масло.

Вновь освобождённое село заполнил автотранспорт – бывшие немецкие грузовики разгружали ящики снарядов, скатывали бочки с топливом, растаскивали на будущие огневые бывшие немецкие же 50-миллиметровые орудия, выгружали «подброшенных» стрелков ударной дивизии, что меняют нас, грузили раненых и трофеи.

Доложили о потерях. Группа прекратила своё существование как боевая единица. Техника выбита, народ побит, командир скрипит зубами на носилках – три осколочных ранения в конечности: два – в правую ногу, одно – в левую руку. Я подошёл, опустился к нему, пожал руку, поблагодарил, повесил на грудь награду. Мало, конечно, но более крупными и значимыми награждают более крупные и значимые командиры. Я, естественно, напишу на него и его егерей наградные, но как оно будет? Не затеряется ли награда в тыловых канцеляриях? Первый раз, что ли. А так – вот она, на груди!

– Командир, что с моей группой?

– Нет больше группы. Уцелевших распределю по другим группам. А ты поправляйся. И запомни – егерей не имеют права никуда распределять. Мы, егеря, в личном распоряжении наркома Берии. И направить тебя могут только к егерям.

– Я хочу в нашу бригаду!

– Хоти! – рассмеялся я. – Будем тебя ждать! Ты, главное, быстрее поправляйся.

Повоевали они хорошо. И броню побили, и пехоту. А мы их, сирых и убогих, немцев то есть, ещё и окружили, вообще зачистили.

Раненых увезли.

В вишнёвом саду на окраине села устроил я КП. Сюда и прибыл Ватутин. Вот неугомонный! На передовую ко мне примчал, под бдительным оком «рамы»!

– Совсем себя не бережёте, товарищ генерал-лейтенант! От нас рама не отстаёт, а вы катаетесь по передку, – высказал я ему.

– Отставить! – оборвал он меня. – Что там? Какая часть?

Мой начальник разведки выложил на стол документы убитых фрицев. Ватутин полистал, хмыкнул.

– Ну, комбриг, нам удалось схватить тигра за хвост. Это те самые немцы, что должны были погрузиться на станции. Не дали мы им уйти.