— А как же ополченцы? — уточнил король волчат у прихлебателей Эрипио. — Воюют?

— Обгадились и драпают, — продолжая пялиться на меня, сказал Хлебопашец. — Сегодня многое изменится, братишка. Можешь начинать новые границы на картах рисовать.

Он замолчал. Рядом встали его товарищи. Эти тоже нас узнали и подталкивали Хлебопашца локтями: мол, чего тормозишь, закладывай их шустрей — повяжем и будем барыш делить.

Хлебопашец кое-как справился с наркотическим опьянением и, наконец, оторвал от меня слегка прояснившийся взгляд. Он отступил на шаг, словно перестраховываясь. Хотел было отечески потрепать по шевелюре обладательницу визора, но та ловко увернулась от неуклюжего жеста и куснула его за руку.

— Ойбль! — сдавленно охнул Хлебопашец, загребая в охапку воздух в том месте, где только что стояла девочка. — Кусается, молокососка драная! Компостер, держи ее!

Один из гопников дернулся за мелкой, но та уже затерялась в толпе. Малолетки сомкнулись и угрожающе выставили частокол стволов, перекрывая верзиле путь.

Компостер замер в растерянности. Лезть из-за прихоти обиженного главаря пузом на амбразуру в его планы явно не входило, да и грибной дурман, видно, толком не отпустил.

— Ладно, забей, — разминая прикушенную кисть, сплюнул Хлебопашец. Он повернулся к королю волчат и бросил: — Братишка, а ты знаешь, что за бошки этих вот бегунков Эрипио награду объявил?

Ева встала. Щелчок взводимого курка прозвучал во вспыхнувшей вдруг тишине, как разряд молнии. Вакса вздрогнул. Моя ладонь мягко легла на кобуру и расстегнула фиксатор.

Татуированная змея на лбу Наколки напряглась и застыла, словно перед решающим броском. В глазах короля зажегся алчный огонь, а стая волчат заурчала в предвкушении добычи и теснее сжала кольцо вокруг нас.

— Трепач, а я ведь подозревал, что у тебя ценная шкура, — прошипел Наколка, подаваясь вперед в своем кресле.

— Переговорщик, — поправил я, опуская ладонь на еще не успевшую остыть рукоять «Стечкина». — Веришь этим хлыщам?

— Ни на грош. — Наколка прикрыл глаза и плавно выдохнул. — Но уверен, что Эрипио хорошо заплатит за башку того, кто увел его телку.

— И шмотки еще, — ввернул Хлебопашец, стрельнув глазками на прижимающего к груди рюкзак Ваксу. — Глянь, как щемит. У них в шмотье ценности. Не забудь, братишка, когда барыш делить станешь, — это я тебя навел…

Дальше тянуть нельзя. Если урод знает о перфокартах, то может разболтать — и тогда все наши потуги добраться до цели окажутся бесполезными.

Миска с остатками похлебки соскользнула у меня с коленки и со звоном грохнулась. Остывшее варево выплеснулось на шпалу. Курок «Стечкина» коротко хрястнул. Я резко оттолкнулся ногой от рельса и завалился набок вместе с колченогим стулом. Уже в падении нажал на спусковой крючок.

Отдача сильно толкнула в ладонь под неудобным углом, запястье дрогнуло, и кисть мотнулась в сторону. Вспышка озарила полумрак туннеля, грохот разбил висевшее в смрадном воздухе напряжение на мириады звенящих осколков. Крошечные крупинки пороха обожгли щеку и висок, а отлетевшая гильза чуть не угодила в глаз — стрелять в полете навскидку способен либо ас, либо конченный балбес на кураже. На аса я не тянул.

Несмотря на крайне неловкий финт, пуля нашла цель. Выстрелом Хлебопашцу разворотило левый бок — то ли ребра, то ли селезенку. Его крутануло на сто восемьдесят градусов и развернуло к нам спиной.

Зря он сегодня не отяготился бронежилетом, зря. Помнится, при первой нашей встрече Ева предупреждала Хлебопашца: «Твой путь прямой и короткий». Так оно и вышло…

Двойной укус «Кугуаров» подтолкнул гопника вперед и оставил под лопатками пару лохматых дырок. Кровь еще не успела пропитать крепкую куртку, а Хлебопашец уже упал. Колени его подломились, будто их перерубили косой.

На миг воцарилась дребезжащая тишина. Я валялся на шпалах возле вяло горящей лужи керосина из разбившейся лампы и ждал ответного огня. Как гопники, так и малолетки могли в любой момент расстрелять меня наподобие мишени в тире.

Волчата скалились, пару дюжин черных зрачков следили за мной и за Евой, но без команды короля стая не рыпалась. Ну и нервы у этих детишек!

Компостер же и второй оставшийся в живых гопник с удивлением таращились на бездыханное тело своего главаря и, кажется, все еще слабо понимали, что произошло. У них в башке, наверное, парад веселых грибочков в самом разгаре.

— Вы же не станете стрелять в детей? — без эмоций осведомился Наколка.

Ева метнула взгляд через плечо, убеждаясь — караульные на месте и держат нас на прицеле.

— Мой путь пересекся с твоим случайно, — с нажимом сказала она. — Пропусти нас, и ни один из них не прервется.

Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я приподнялся на локте и медленно согнул ноги в коленях, чтобы подняться. Вакса уже не сидел, а стоял, вжавшись в стену и продолжая крепко обнимать рюкзак. Да что же с пацаном такое, в конце концов? Не кисейная барышня, не первый раз в разборки с ним попадаем — сроду так себя не вел.

— Мы с волчатами живем на Безымянке, — повернувшись в кресле, произнес Наколка. Я только теперь рассмотрел у него в руках несколько тяжелых метательных ножей. — И если горожане всерьез решили бомбить местные станции, то в убежище нам не пересидеть. Нужно уходить вглубь и держать оборону. Не знаю, сохранит ли Эрипио власть, но ссориться с ним я не буду.

— Ты его здесь видишь? — резонно заметила Ева. — Нет. А мы здесь. И если я ухожу, значит, таков мой путь. Не мешай.

— Пока я не нахожу, что ты можешь предложить за вашу свободу.

— Жизни. Много жизней. Либо в плюс, либо в минус.

— В минус — понятно. А в плюс как? Детей мне нарожаешь?

— Сохраню имеющихся.

Наколка задумчиво поскреб кроссовкой о кроссовку.

— Я не понял… — растерянно пробормотал Компостер. — Хлебопашца убили?

— Разуй зенки! — вскрикнул второй гопник. — Мертвее мертвого! Вы чо, волчары позорные…

Договорить идиот не успел. Рука короля волчат совершила короткое, но сильное движение, и последние слова гопника переросли в сипение — голосовые связки оказались перебиты вместе с артерией.

Из его горла торчала железная рукоять ножа.

Даже с моего места было видно, как Вакса содрогнулся и прижался спиной к бетону еще сильнее. Да уж, зрелище несимпатичное.

Когда говорливый гопник завалился рядом с Хлебопашцем, истекая кровью и выгибаясь в предсмертной агонии, а стая малолеток плотоядно заурчала, Компостер почесал в затылке и тупо повторил:

— Я не понял.

— Волыну скинь и вали отсюда, — посоветовал ему Наколка, поднимаясь с кресла и демонстрируя свое жилистое, татуированное тело. — Вали прочь и сдавайся в плен, наемникам пятки целуй. Еще хоть раз на Безымянке увижу, и волчата тебя съедят.