Алябьев сделал всем знак не топать и громко не говорить. Сапожников показал на одну из дверей и прошептал:

— Это зал программной настройки. Сам биотрон здесь. — Палец на другую дверь. — Какую открывать?

Алябьев думал секунду, затем решительно махнул рукой на сейф биотрона.

— Эту.

Мурманцев почувствовал, как от напряжения встают дыбом волоски на теле. Он никогда не видел биотрона. Подавляющее большинство населения Империи могло сказать о себе то же самое. Административно-аналитическая система «Государственный муж» была разработана четверть века назад на основе изобретения профессора Цветкова. Очень быстро, даже стремительно, биотроны — виртуальные государственные мужи — вытеснили прежних губернаторов и стали срединным звеном управления огромной Империей. Если провести параллель с человеческим организмом, то мозгом был император, члены Государственного совета и кабинет министров. Нервные узлы всей периферии — это биотроны, а нервные окончания — органы местного самоуправления. Душа же — вера православная.

Просто и эффективно. Новая система сократила количество чиновников Империи ровно в два с половиной раза.

Сапожников сдвинул верхнюю панель замка и приложил к углублению в центре правый мизинец. У каждого гильдмастера, работающего с биотроном, имплантирован под кожу пальца ключ личного доступа. Очень удобно — не потеряешь.

Загорелся зеленый индикатор, замок бесшумно открылся. Сапожников отступил в сторону. Алябьев кивнул Мурманцеву. Тот достал пистолет, снял с предохранителя. Бойцы приготовились прикрывать его.

— С Богом, Савва Андреич.

Мурманцев легонько толкнул дверь. Она плавно поехала, вдвигаясь в стену. Затылком он ощущал дыхание бойцов. Досчитал в уме до трех, быстро перешагнул через порог и замер.

То, что он увидел, вызвало ошеломление и одновременно недоумение. Изнутри сейф биотрона был похож на оранжерею. Рукотворный журчащий водопадик в центре, вокруг него разбит миниатюрный сад, с цветами, деревцами, камешками и даже мхом. В кронах порхали крошечные пичуги и звенели заливистыми голосами. Стены были одним большим экраном, на котором постоянно менялось изображение. Образы уступали место абстракциям, панорамные виды — каким-то сценами, возникали слова, цифры, символы, плясали цветовые пятна. Только у самой дальней стены Мурманцев мельком увидел за растительностью узкий стол, кресло и огромный монитор, разделенный на несколько меньших. Из невидимых динамиков лились тихие молитвенные напевы.

На краю искусственного сада было возвышение с установленной на нем конструкцией — с первого взгляда нелепой. Она казалась хаотическим переплетением тонких стеклянных трубок, по которым текла прозрачная жидкость. Внутри этого чудовищного, весьма корявого клубка проглядывало небольшое пустое пространство. Туда можно было засунуть руку. Но пространство это не должно было пустовать — об этом говорили серебристые кронштейны-зажимы.

То, что эти кронштейны держали прежде, находилось сейчас в руках проникшего сюда злоумышленника и убийцы. Он сидел прямо на полу из деревозаменителя, подтянув под себя ноги, и зачарованно таращился на полупрозрачный сфероид размером с яблоко. Черная щетина покрывала лицо — он сидел здесь уже два дня и выглядел изнуренным. Он ничего не замечал, поглощенный загадкой биотрона, пока Мурманцев не сказал — тихо, чтобы не нарушить безмятежность этого места:

— Руки вверх!

Преступник вздрогнул и выронил шар. Тот упал с глухим стуком, покатился. Мурманцев пропустил вперед бойцов. Они бесцеремонно подняли взломщика, завернули руки за спину, нацепили «браслеты». Неизвестный смотрел затравленно и не издавал ни звука. Мурманцев поймал его взгляд. Это не были глаза помешанного, как он надеялся. Человек в здравом уме пытал другого человека, чтобы получить код доступа к внутренним системам биотрона. Судя по всему, он его не получил. И тогда пришел сюда в надежде взломать код. Но и это ему не удалось.

— В часть его, — махнул рукой Алябьев.

Бойцы поволокли арестованного к выходу. Мурманцев поднял укатившийся шар, повертел в пальцах. Сфероид был тяжелый и внешне похож на горный хрусталь. Только внутри у него закручивались спиралями десятки тоненьких белых нитей-паутинок, создавая причудливое видение, от которого в самом деле невозможно было оторвать глаз. Там, где они подходили к поверхности, получалось нечто вроде микроскопической воронки.

— Это и есть биотрон, — сказал Алябьев.

— Не совсем так, — возразил гильдмастер. — Биотрон — все, что вы видите здесь.

Он показал на растительность, ручеек, на странную конструкцию из трубок, на стенной экран.

— А это… позвольте, господин капитан, — он забрал шар у Мурманцева, — это сердце биотрона. Суперпроцессор, считывающий информацию из окружающей среды. С внешним миром он связан через этот ручей, который уходит сквозь все этажи вниз, под землю, и поднимается оттуда же.

— А в этих трубках — тоже вода? — спросил Мурманцев.

— Да. Чистая здоровая вода — наиболее естественный посредник между любыми, живыми или неживыми, объектами на планете.

Гильдмастер подошел к трубчатой конструкции, осторожно поставил шар в кронштейны и около минуты манипулировал с трубками.

Чем больше смотрел Мурманцев на это сооружение, тем менее оно казалось ему корявым. Некоторые трубки теперь представлялись как будто контрфорсами, другие — апсидами, третьи — элементами шатрово-купольного перекрытия, четвертые — арками. И внезапно он увидел его целиком — весь храм, с портиком, с приделами, стрельчатыми окнами, башенками.

— Василий Федорыч, вы видите это?! — Он схватил старика за руку. — Это великолепно! Какой зодчий построил этот храм? Просто чудо.

— Его построил биотрон, — гордо улыбаясь, сказал гильдмастер.

— Как?! — хором спросили Мурманцев и Алябьев.

— Для кокона не предусмотрена в схеме никакая форма. Ее и не было изначально. Она проявилась постепенно. Я и Варнек, мы даже не сразу заметили.

Мурманцев завороженно созерцал творение биотрона. Сапожников что-то еще говорил — о стенном экране, на котором отражается сознание биотрона, о том, что каждый биотрон настроен на голосовые спектры и кое-какие иные личностные характеристики своих гильдмастеров, поэтому никаких кодов доступа не существует и взломать его невозможно. Алябьев тронул Мурманцева за плечо.

— О чем вы думаете?

— О том, как он работает.

Ответил гильдмастер:

— Можно извлекать кубический корень. А можно — Логос, которым пронизана Вселенная. Вот так он и работает.

— Да, — сказал Мурманцев. — Это чудо. Профессор Цветков изобрел чудо. Потому и ушел в монастырь.

— Пойдемте, Савва Андреич. Я хочу сейчас допросить этого несчастного, пока он не пришел в себя. Не желаете присутствовать?

— Желаю. — Мурманцев в последний раз кинул взгляд на «голос Бога» в его стеклянной храмине и неохотно покинул убежище биотрона.