Если удастся, попрошу нашего комиссара послать меня на курсы политруков.

Кончаю писать.

Гуля.

В Уфу

18. 10. 42 г.

Сегодня получила открытку Пылыпка. Очень обрадовалась Ежулькиным каракулям. Жду с нетерпением карточки Ежа. Но вы все собираетесь, собираетесь… Вы все же поспешите. Ведь здесь живешь минутами. Посылаю вам свою. Только вы не пугайтесь, я, ей-богу, не такая страшная. Этот снимок сделан после одного очень горячего боя. Но, как видите, у меня далеко не изможденный вид. Я думала, на мою полноту хоть бой подействует. Ничего подобного! Никакого впечатления!

…Вот я сейчас пела ребятам. Ветер завывает, свистит. Ночь, где-то между облаками мелькает луна. Фрицы позабрались в окопы (они ночи боятся, как черт ладана) и для собственного успокоения строчат из автоматов или по звездам, или в пустое пространство, т. к. не знают, куда стрелять.

Вчера была в деревне, сидели с одной связисткой в кухоньке, рядом разорвался снаряд, изрешетил осколками всю кухню, ее ранило, и все лицо осыпало песком, да с такой силой, что песок глубоко въелся под кожу. А мне опять ничего. Я прямо удивляюсь. Мне везет, везет, да, кажется, когда-нибудь «повезет», что я и света не увижу…

В Москву

30. 10. 42 г.

Получила твое письмо с анекдотом. Очень он мне понравился и пошел гулять по всем нашим подразделениям.

Ты пишешь, что все тут хоть и подсознательно, но действует на нервную систему. Конечно, действует, недаром ведь говорят, что месяц на фронте равен 3 годам жизни в тылу во всех отношениях. Если я приехала на фронт девчонкой 20 лет, то сейчас я уже за три месяца дожила до 29-летнего возраста. Но это все неважно. Скорей бы разбить эту сволочь, тогда мы все помолодеем опять.

Мама и Ф. Е. в Уфе зимовать будут. Ты спрашиваешь, кем я сейчас числюсь? Мне присвоено звание старшего сержанта, числюсь я санинструктором… По телефону у меня есть свой номер, есть своя лошадь. Предлагают идти работать секретарем политотдела, но… мне нужна такая работа, которая забирала бы у меня максимум энергии. Есть возможность ехать учиться на общевойскового командира. Вот это дело! Но мне жаль дивизии и полка, т. к. обратно к себе попасть не удастся. Так что я сейчас растерялась и не знаю, что мне делать. Думаю, что останусь в полку. Меня здесь знают, любят и ценят. Я прошла вместе с полком огонь и воду в полном смысле этих слов. Много наших людей, вынесенных мной с поля, вернулось опять в свои подразделения. И уйти из полка я, пожалуй, не смогу. Пиши мне.

В Уфу

12. 11. 42 г.

Вот и праздники минули. Время летит быстро-быстро. Уж семь месяцев, как я вас никого не видела, а кажется, что только вчера выехала из Уфы.

Праздники у нас прошли торжественно. Настроение у всех было приподнятое. Перед носом у немцев поставили красное знамя. Я тоже ходила его ставить. Погода в ночь на седьмое была жуткая: шел дождь пополам со снегом. Когда я вернулась в батальон, пришлось выжимать и выкручивать юбку, и, несмотря на прекрасные сапоги, ноги у меня были совершенно мокрые. Меня раздели, усадили в землянке около печки, и через час я высохла. Все праздники провела в ротах, беседовала с бойцами, читала им стихи, пела песни. К полуночи дали салют из всех пулеметов и винтовок по амбразурам немецких блиндажей трассирующими пулями, так что получилась своеобразная иллюминация…

В Москву

13. 11. 42 г.

Как я провела праздник, я тебе уже писала в предыдущем письме…

В боевых делах я, ей-богу, на рожон не лезу, я сначала взвешиваю все обстоятельства, если нужно, тогда лезу. В армии зазнаваться не дают, если кто и зазнается, то быстро спесь собьют, так что насчет этого ты за меня не беспокойся.

Из вещей мне надо пока только чулки, можно и носки. Больше пока ничего не надо. Из теплых вещей я тут уже получила шапку, ватные брюки, теплые портянки и меховой жилет. На днях получу все остальное, а именно: ватную куртку, шерстяную гимнастерку, шерстяные брюки, свитер и меховые рукавицы. Шерстяные варежки у меня есть.

Мой меховой жилет очень легкий и очень теплый, я в нем прямо как у бога за пазухой…

Из Уфы сейчас получаю письма довольно регулярно. Много пишут — о Ежике, парень растет и хулиганит вовсю. За все хватается, бегает, переворачивает всю комнату вверх тормашками. Чайные ложки, как правило, ищут перед чаем в валенках, его ботинки — в ведре с водой и т. д.

Если в скором времени письма от меня будут приходить реже» не волнуйся, значит, много дела,

Гуля.

В Уфу

18. 11. 42 г.[40] Дорогой Пыльшка!

Пишу тебе чисто деловое письмо-. Нам бы очень хотелось, чтобы Рыльский, Яновский, Тычина и др. писали для нашей газеты «Красный воин». Хочу на них подействовать через тебя. Особенно нам хочется, чтобы для нас написали Яновский и Рыльский. Нашу газету очень любят бойцы и командиры, она очень популярна. Недавно приезжали из политотдела фронта и очень хвалили нашу газету. У нас много украинцев, вот нам бы и хотелось привлечь в газету украинских писателей, но в переводе на русский язык, т. к. газета выходит на русском языке.

Пылыпка! Ты с ними поговори и очень» очень их