К вечеру поступающий поток сообщений постепенно иссяк. Освободившиеся операторы заварили чай и пригласили к своему импровизированному столу начальника смены. Этот ритуал с неизменным постоянством соблюдала каждая смена, с той лишь разницей, что время чаепития определялось ослаблением информационной нагрузки. В десять ноль пять пришло сообщение о сходе с рельсов двух вагонов товарного поезда на перегоне между станциями Варна – Саламат в Челябинской области. Происшествие обошлось без жертв. К месту железнодорожной аварии местные власти оперативно выслали ремонтно-восстановительную бригаду. И ответственный дежурный счел возможным не докладывать немедленно руководству министерства об имевшем место ЧП, а включить сообщение о железнодорожной аварии в Челябинской области в суточную сводку.

В двадцать два двадцать – начальник смены точно запомнил время, потому что в этот момент взглянул на часы, – в дежурной части МЧС раздался телефонный звонок. Свободная женщина-оператор переключила звонок на себя, но уже спустя несколько секунд изумленно обернулась к начальнику смены и жестами попросила его снять телефонную трубку на своем аппарате. Это было тем более странно, что звонок шел по обычной линии московской городской телефонной сети на номер, включенный во все городские и федеральные справочники. У ответственного дежурного неприятно засосало под ложечкой. Сделав над собой усилие, он снял телефонную трубку.

– Дежурная часть МЧС. Ответственный дежурный, – представился он.

– Слушай меня внимательно, дежурный, потому что правду тебе скажу только я, – ответила трубка не человеческим, а каким-то механическим голосом. – Только что на Обнинской АЭС прогремел взрыв. – Говоривший сделал паузу, чтобы произвести больший эффект, и это ему удалось. – Возможно, тебе об этом уже сообщили. А если нет, оцени мою оперативность. Не пугайся. Пока взорвался не атомный реактор, а всего лишь трансформаторная подстанция. Если работники АЭС начнут убеждать тебя, что взрыв произошел в результате замыкания или еще какой-то технической неисправности, – не верь! Трансформаторную подстанцию взорвала заложенная туда мина. Моя мина! – В трубке вновь возникла короткая пауза, и все тот же механический голос продолжал: – Вторая моя мина заложена уже под реактор. Не трудитесь ее искать. Мина установлена так, что ее невозможно найти. Но она обязательно взорвется, если на указанные мною счета до конца следующих суток не поступит один миллиард долларов. Можешь даже не сомневаться, дежурный, мощности мины хватит, чтобы развеять реактор и все его содержимое по ветру. И тогда чернобыльский взрыв 86-го года покажется всем вам хлопком детской петарды. Полагаю, ты разумный человек, дежурный, и прекрасно понимаешь, что последствия моего взрыва обойдутся России гораздо дороже запрошенного мною миллиарда долларов. Ты уж постарайся объяснить это вместе со своим министром правительству и президенту. Иначе… Даже не знаю, что вам всем останется делать, кроме как посыпать головы радиоактивным пеплом. Будь на связи, дежурный. Никуда не уходи. Я буду периодически звонить тебе.

В трубке раздались короткие гудки разъединения, но ответственный дежурный продолжал держать трубку у уха, уставившись невидящими глазами на своих операторов. То, что он услышал, не могло быть правдой, хотя бы потому, что правда не бывает такой чудовищной. Или все-таки бывает?! Когда в 86-м году на Чернобыльской АЭС закипевшая жидкость в охлаждающем контуре пробила крышу энергоблока и вместе с радиоактивным топливом выплеснулась наружу, поначалу даже работники АЭС не смогли оценить степень опасности, и уж тем более никто не представлял себе масштабов катастрофы.

Лишь спустя несколько секунд начальник смены вынырнул из внезапно обрушившегося на него кошмара и сумел разглядеть сгрудившихся вокруг него операторов, а еще через секунду разобрал и обращенные к нему слова:

– Взрыв на Обнинской АЭС! В результате взрыва и последовавшего за ним пожара полностью уничтожена расположенная на территории АЭС трансформаторная подстанция. В соседних корпусах выбиты все стекла и заклинено несколько внешних стальных дверей…

Вызов прозвучал за два квартала до дома. От последнего перекрестка, который только что прошла «Волга», оставалось всего несколько минут езды. Это было важно. Утром, прощаясь с женой, генерал Углов пообещал, что вернется домой до одиннадцати. А свое слово он привык держать даже в мелочах. Но на этот раз обстоятельства, похоже, оказались сильнее его.

Потянувшись к поясной кобуре за аппаратом спецсвязи, командир отряда «Вымпел» заметил, как напряглись фигуры его персональных телохранителей на передних сиденьях. Подчеркнуто неподвижными позами они старательно изображали, что раздавшийся в тишине автомобильного салона резкий звуковой сигнал их не касается. Хотя оба, Углов знал это наверняка, сейчас мучаются вопросом: какой от него последует приказ: продолжать движение, следовать обратно на базу или на иной объект. Его решение определяло, закончится ли их смена через две минуты или будет продолжаться еще неизвестное время.

Распахнув полу пиджака, Углов расстегнул закрепленную на брючном ремне прямоугольную кобуру из мягкой кожи и достал оттуда аппарат, внешне почти неотличимый от мобильного телефона. Однако и «телефон», и персональная «Волга» начальника управления «В» только внешне напоминали свои прототипы. По степени защищенности и вооружению автомобиль был сравним разве что с армейской БМП, а в скорости не уступал спортивным иномаркам. И устройство, заимствовавшее внешние черты мобильного телефона, в действительности являлось аппаратом высокочастотной спецсвязи, построенной с использованием собственных ретрансляторов, декодеров и засекречивающей аппаратуры, исключающих возможность перехвата и прослушивания разговора. Аналогичная приемно-передающая станция имелась и в машине. Но вызов поступил на персональную трубку начальника управления. Из чего Углов сделал вывод, что вызов поступил не от дежурного по управлению, оставшегося на базе «Вымпела».

– Слушаю. Углов, – представился он.

– Генерал, срочно соберите всех своих людей! – вырвался из динамика аппарата взволнованный голос директора ФСБ. – Только что террористы выдвинули ультиматум с угрозой взорвать Обнинскую АЭС, если в течение двадцати четырех часов не будут выполнены их требования!

– Какова реальность угрозы? – быстро спросил в ответ Углов.

Но Постников даже не услышал обращенного к нему вопроса:

– Я сейчас выезжаю в Кремль на встречу с президентом, – сообщил он Углову. – Оттуда сразу проеду в контору. Там и переговорим. И подготовьте к совещанию свои соображения.

Директор службы отключился. Углов же раздосадованно уставился на замолчавшую трубку. Какие он может подготовить соображения, если совершенно не владеет информацией? Но, скорее всего, и самому директору известно немногим больше.

По своему опыту генерал Углов знал, что в первые минуты после захвата заложников, совершенных терактов или высказанных террористами угроз разрозненные и, как правило, отрывочные сведения о складывающейся ситуации не позволяют в полной мере представить всю полноту картины, а зачастую и вовсе противоречат друг другу. Сотрудники внутренних дел, ФСБ и МЧС, принимающие первые сведения, пытаются их оценить по мере возможности. Но, если ситуация чрезвычайна, а под угрозой находятся жизни десятков и тем более сотен людей, информация идет наверх без задержки и какого-то бы то ни было предварительного анализа. С одной стороны, это хорошо, так как позволяет в кратчайшие сроки задействовать максимальное количество сил и средств, необходимых для спасения людей. Но с другой стороны, непроверенная и необобщенная информация вносит неизбежную путаницу и нервозность в работу специальных служб и в конечном счете затрудняет выработку правильного решения.