И зря.

– Тебе никто не говорил, что подсматривать нехорошо? – Он поднимает руку, сдергивает какую-то ткань со своего плеча, и я запоздало узнаю футболку, видимо, потеряла ее в коридоре. – Можно увидеть совсем не то, что ты ожидаешь.

Злится.

А меня вдруг захлестывает обида. Такая сильная, что сдержать ее невозможно.

– Вот уж точно! – соглашаюсь я с ним и, даже заметив, что он прищуривается, и уже понимая, что это не очень хороший знак, продолжаю: – Такое я увидеть точно не ожидала! Теперь, боюсь, будут мучить кошмары! Но откуда же мне было знать, что в этом доме может быть так опасно и страшно? Помнится, вы сами мне говорили, что не позволите превратить этот дом в притон!

Он делает шаг.

Я тоже – машинально, но в отличие от него не вперед, а назад, и упираюсь спиной в столешницу. Опора мне кажется надежной, и я отвожу руки и вцепляюсь в дерево пальцами, как будто это поможет защититься от грозы, которую я сама же и вызвала.

Что я наделала? Зачем ему это сказала? Это его дом, и если он хочет…

– Простите, – произношу едва слышно, когда он делает еще один шаг и становится напротив меня. – Это ваш дом, и вы можете делать с ним все…

– Помолчи, Аня… – выдыхает негромко он, а у меня от его тихого голоса начинают шевелиться волосы на затылке.

Или от его взгляда, которым он меня пригвождает к месту и заставляет практически вжаться в столешницу.

Он дышит медленно, тяжело.

Его глаза очерчивают мое лицо, опускаются к шее… и ниже…

Машинально поправляю рубашку – теперь идея с выпуском одной ее части мне не кажется такой уж удачной. Проверяю пуговицы – да нет, вроде бы все на месте. Тогда почему он так смотрит?

И да, хотя он снова неправильно произнес мое имя, я понимаю, что это не лучшее время поправить его.

– Спокойной вам ночи… – бормочу неразборчиво. – Двоим. Вам и… ну, если вы будете спать…

Мне хочется шлепнуться в обморок, когда я понимаю, что именно говорю. С другой стороны, меня мучает жажда, голос звучит еле слышно – есть же шанс, что он не услышал? Ну правда, ведь есть?

Нет – понимаю по потемневшим глазам.

Хочу уйти, а он…

Он протягивает руку, задевая меня случайно при этом горячими пальцами, от прикосновения которых хочется зашипеть. Так же зашипеть, как вода, когда он берет чашку вместо меня.

Он делает глоток, а мой рот тоже приоткрывается.

Он делает еще один, а я смотрю на то, как двигается его кадык.

А когда он выпивает воду и ставит пустую чашку на столешницу, мой взгляд прикипает к его губам. На которых еще блестит влага. Так соблазнительно блестит, что я невольно облизываю пересохшие губы и…

Изумленно распахиваю глаза, когда Тимур вдруг поднимает руку и прикасается подушечкой большого пальца к уголку моего рта.

– Что вы делаете? – выдыхаю я сипло.

От жажды.

Конечно, от жажды.

– Как гостеприимный хозяин этого дома, пытаюсь избавить гостью от возможных кошмаров.

Я только собираюсь спросить: каким образом? А он склоняется к моему лицу и неожиданно заменяет подушечку пальца своими губами. Они так же прикасаются к уголку моего рта, ловят мой выдох и, будто им кажется этого мало, пытаются лишить меня вовсе дыхания.

Его губы – горячие…

Все, что я успеваю подумать, прежде чем они сминают мои.

А я…

Пытаюсь оттолкнуть его, но допускаю роковую ошибку. Отпускаю столешницу, прикасаюсь к его плечам, и поцелуй становится напористей, глубже. Он не целует, он будто утверждает власть надо мной. Заставляя меня принимать эту грубоватую ласку, цепляться за его плечи и издать тихий стон, после которого стирается все.

Злость, обида, время, пространство, остальные жители этого дома, которые могут войти и застать нас двоих.

Мысли растворяются в какой-то невесомости, мне даже кажется, что я в ней парю. Кожа плавится и горит от прикосновения его пальцев, моя жажда усиливается, и я увлеченно пью эти поцелуи. Так, будто припала к живительному источнику, который долго искала. А он…

Он обволакивает меня, утягивает на гулкую глубину – туда, где все смутно и ясно, туда, где до ярких искр перед глазами и головокружения из-за тьмы, туда, где есть только мы.

Отрывается от моих губ, очерчивает пальцами мои скулы, обволакивает вкрадчивым, чуть хрипловатым голосом:

– Теперь не боишься?

Качаю головой, и… да, кажется, это я тянусь к его губам вновь.

Этот поцелуй жестче, гораздо жестче. Предыдущий, когда не хватало дыхания, оказывается, был подготовкой перед этим погружением – почти до потери сознания, почти до беспамятства.

Почти…

Потому что с тихим стоном, который прорезается сквозь тишину, где слышны только бешеные удары моего сердца, я начинаю выныривать на поверхность, и…

Меня ударяет осознанием того, что я делаю. Мои пальцы сжимают плечи Тимура, тянут его на себя. Мои ноги разведены, и он стоит между ними, в то время как я сижу на столешнице. А его пальцы…

Сжимаюсь, когда чувствую, как они ползут по моему бедру, поднимаются вверх, вклиниваются у меня между ног и уверенно отодвигают ткань трусиков в сторону.

Меня будто морозным холодом обдает.

– Нет! – выпаливаю, оторвавшись от губ Тимура.

Пытаюсь сдвинуть колени, но, конечно, у меня не выходит: он ведь так и продолжает стоять между ними.

Он сильнее, и я начинаю дрожать, понимая, что сама виновата, что если он сейчас… и мой первый раз будет таким…

Он убирает руки, обхватывает мое лицо, заставляя взглянуть на себя. Стыдно… боже, так стыдно…

Мои руки соскальзывают с его плеч, а когда опускаются к его прессу, я их тут же отдергиваю. Потому что память запоздало напоминает о том, что я видела в комнате. О том, через что проходили многие, кто наивно считал, что заслуживает чего-то большего, чем пару раз сделать минет.

Ему не нужны отношения… он всех просто трахает…

И если бы я не очнулась…

Тимур проводит костяшками пальцев по моим заалевшим щекам. Грубая ласка, но за которой хочется потянуться.

– Аня… – произносит он неожиданно нежно.

Я не знаю, что он хочет сказать. Но это неважно, неважно, потому что все, чего я хочу, – это уйти. И когда он вновь прикасается к моей щеке костяшками пальцев, я отворачиваю голову в сторону и выпаливаю:

– Не надо! Мне не нравится! Я не хочу! Не хочу, понимаешь?

Секунды.

Вечность, пока он, обхватив пальцами мой подбородок, заставляет взглянуть на себя. Удерживает взгляд так долго, что мне кажется, он все понимает, считывает все то, что я никогда ему не скажу.