Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аскыр не стал за ним гнаться. В глубине ямы он увидел добычу, брошенную струсившим суслеником. Аскыр скользнул вниз по покатому камню, упал в мягкое душистое сено и с остервенением стал рвать зубами еще теплое мясо.
Но не успел он покончить с едой, как услышал скрипучие шаги. Шел человек. Шаги остановились там, где стояло дерево близ обмета.
Аскыр услышал громкий вскрик. Он бросил еду и скользнул в сено.
Шаги опять заскрипели по снегу. Человек удалялся.
Аскыр спокойно закончил обед, отдохнул и только тогда внимательно обнюхался, чтобы узнать, куда попал.
Это была нора шадака – сеноставца. Отсюда шел ход еще глубже под землю, в спальню хозяина. Сам круглоухий куцехвостый хозяин был задушен суслеником, но съел его Аскыр.
Прежде Аскыр не забирался в эту часть россыпи. Тут были только крупные камни. Между ними широкие дыры. Аскыр стал лазать из дыры в дыру и нашел еще несколько сеновалов, что устроили шадаки. Сами зверьки – толстые грызуны величиной с крысу – сидели в норках. Летом они натаскали в свои кладовые целые копны сена, зимой просыпались и ели его.
Аскыр в одну ночь научился раскапывать их норки и доставать сонных шадаков. Теперь никакая осада не была ему страшна: в россыпи была целая колония шадаков, и пищи ему хватило бы надолго.
Через двое суток Аскыр прислушался: шума снаружи не было. Он вышел и осмотрелся.
Обмета нет. Путь в тайгу снова свободен. Осада снята.
Охотники спустились на реку и шли по льду. С пустыми почти нартами идти было легко. На исходе второго дня, уже в сумерках, путники свернули в тайгу и сейчас же заметили огонек между темными стволами деревьев.
Залаяли собаки, замычала корова, и в морозном воздухе повеяло теплым человеческим жильем. Из большой пятистенкой избы выскочил одноглазый с длинным ружьем в руках. Но, опознав охотников, опустил ружье и с поклонами встретил гостей.
Еще с крыльца Степан услышал шум и громкую ругань в избе. В горнице сквозь ворвавшийся морозный пар он увидал широкоплечего человека необыкновенно высокого роста. Верзила размахивал длинными руками и сыпал крепкой таежной бранью.
– Кровь нашу сосешь, язви тя в душу! – кричал он, не обращая внимания на новоприбывших. – И где это виданы такие цены?
– Ступай, ступай отселева! Сказано, не дам ни порошинки! – визгливо гнал его хозяин. Видно, у них заканчивался долгий спор. – Кругом у меня в долгу, – объяснил Нефедыч охотникам. – Принес два «хвоста», так и долг ему спиши, и пороху еще продай. Ты сперва должок, должок покрой, а там и разговор другой будет.
– Да коли зверя бить нечем стало! – гремел верзила. – Где же я напасусь на тебя, волчья твоя пасть ненасытная!
– По мне хоть пропади, хоть ограбь кого, а денежки подай!
Верзила поднял громадный кулачище и двинулся на хозяина.
– Держите его! – взвизгнул одноглазый и отскочил за лавку.
Два дюжих работника, хлебавших за столом горячие щи, спокойно встали. Один из них мирно сказал:
– Ступай, паря, драться не дадим.
Верзила яростно плюнул в хозяина, подхватил стоящее в углу ружье и распахнул дверь.
– Соболятник тоже называется, тьфу! – плюнул хозяин. – Другому, верите ли, даром рад отдать, три года ждать буду, а с этого как с козла молока. – Чем служить могу? – обратился он вдруг совсем другим тоном к охотникам. – Беседуйте. Поелозьте, милы гости, за горяченьким и балакать способнее! Угощайте, девки!
Только теперь Степан приметил в горнице трех женщин.
Пожилая, видно хозяйка, только кланялась, а девки заерзали по избе, застучали деревянными ложками и плошками, захихикали, зашептались.
Ипат степенно объяснил хозяину, что от него требуется охотникам.
– Отпущу, отпущу, всего отпущу! – масленым голосом завилял одноглазый. – Уж будьте благонадежны, все для вас найдется.
Работники закончили ужин и ушли в боковушку спать. Кержаки похлебали щей и сразу же приступили к делу. Ипат рассказал хозяину, сколько и какого запасу и провианту требуется.
– Однако спешить-то, милые гости, некуда, – уговаривал одноглазый. – С недельку погостите, а там и сговоримся.
– Некогда нам валандаться, Нефедыч, – настаивал Ипат. – И то в деревню не пошли, к тебе завернули. Тащи-ка запас. Сторгуемся – и дело с концом. А утром в дорогу.
Еще поспорили, потом одноглазый пошел будить работников. Принесли муки, сухарей, соли, достали пороху. Одноглазый назначал цены, кержаки торговались, усовещивали – очень несуразные деньги заламывал купец за товар.
– На запись ведь, – оправдывался одноглазый. – На запись оно всегда дороже.
– Зачем на запись, – поправил Ипат. – Соболя у нас с собой, сейчас тут и расплатимся. Доставай-ка, Лука, крошни.
На шерстистом лице хозяина заблестел единственный глаз, когда рыжий Лука развязал крошни и достал собольи шкурки.
Хозяин сразу стал сговорчивее. Он принялся горячо убеждать охотников продать ему всех соболей.
– Не могим, Нефедыч, – твердо отрезал Ипат. – Скупщик у нас свой, сам знаешь. Однако уж на деревне поджидает нас. Брательник снесет ему, – кивнул он на Рябого.
Долго бился одноглазый, уговаривал, но Ипата сломать не мог. Стали, наконец, запас торговать – и за одного мехового соболя сторговали все. Цена выходила громадная, но кержаки знали, на что идут, решив закупиться у одноглазого.
Утром на третий день тронулись: трое – назад, в тайгу, а Рябой – вниз по реке, в деревню. С ним Ипат уговорился так, что через десять дней он вернется на стан.
Еще у самой избы нарта Степана наткнулась оголовкой на пенек и навалилась. Подымая ее, он увидал, что и одноглазый вышел за ними из избы. На плече у него было длинноствольное ружье.
Вспомнил Степан, как рассказывали кержаки, что одноглазый без промаху бьет белку в голову.
«А промыслом небось не занимается, – подумал Степан. – Видать, скупщиком куда способнее деньгу зашибать!»
Одноглазый пропал за деревьями.
Степан заторопился догонять товарищей.
Степан привык к тайге.
Теперь он знал, что в тихой и будто пустой тайге птицы и зверя больше, чем людей в большом городе, только не всякий приметит, где рыщет, где прячется таежный зверь.
Следы на снегу, как длинные строчки букв на белой бумаге, многое разъясняли ему. Не раз приходилось возвращаться ему по собственному следу, находить на мягком снегу отпечатки круглых лап рыси или узкие следы красных горных волков. Он знал, что за каждым шагом человека неотступно следят из темной тайги десятки пар жадных и робких, злых и пугливых глаз. Он вспоминал непонятное ему прежде напутствие старика хозяина: «В тайге ухо востро держи!»