Я почти уверена, что слухи о кантарелле и отравленных шипах пущены Джулией Фарнезе, прекрасно понимающей, что любые слухи о Борджиа толпа подхватит, приумножит и донесет до потомков. Борджиа ничуть не лучше, но и не хуже многих других семей Рима, тех же Фарнезе или Орсини, а папа Александр не святее, но и не чернее его предшественников.

А Джулия Фарнезе, если с ее языка сорвались такие гнусные обвинения, непременно будет гореть в аду, потому что предала того, кто ее искренне любил и был готов ради нее жертвовать даже своей репутацией. Если она мстит за то, что не смогла стать новой Марозией при папе, оставшись всего лишь наложницей в спальне понтифика, то поплатится за свои поступки. Если этого не случится при ее земной жизни, то непременно произойдет на Страшном суде. Господь спросит со всех предателей, и тогда этой красивой змее не отвертеться.

Отец сумел справиться с унынием, вызванным предательством дорогой ему женщины, а я со своим презрением к несостоявшемуся мужу. Джованни Сфорца для меня просто не существовал, а то, что мы с ним обвенчаны, значило только то, что он может приезжать в Рим и жить во дворце Санта-Мария-ин-Портико, не приближаясь к моей спальне.

Думаю, он так и не понял, что произошло, не подозревая, что я видела его измену с Джулией, иначе у моего бывшего мужа-труса не достало бы смелости появиться на глаза папе Александру. Каюсь, иногда было забавно наблюдать за ним, прикидывая, как он себя поведет, скажи я, что видела Джулию в его спальне. Но я не сказала, Борджиа гордые.

Наверное, Чезаре испытывал уныние не раз, но всегда умел с ним справляться.

Судьба обошлась с моим братом жестоко, а рука этой судьбы – рука нашего отца. Иногда я задумываюсь над тем, каким был и кем стал Чезаре, если бы отец позволил ему самому выбирать свою судьбу. Знаю одно: окажись рядом с ним такой наставник, как Карло Канале, мой брат был иным. У Чезаре много прекрасных задатков, но его всегда заставляли делать то, к чему он не расположен, а когда он все же добился своего и стал полководцем, нрав был безнадежно испорчен, как и его репутация.

Чезаре второй сын папы Александра, и он не противился обычаю, по которому старший сын наследует владения и титул отца, а второй служит Церкви. Из них двух моих братьев Хуан годился для служения Церкви и изучения законов еще меньше.

Чезаре никогда и ничего не боялся. Разве это не мужество – отправиться с королем Франции в качестве заложника, чтобы короновать его после захвата Неаполя?

Когда Карл VIII со своими солдатами, разорив Рим и вынудив папу признать его наихристианнейшим королем, наконец покинул город, он потребовал от Чезаре ехать в обозе, чтобы брат мог возложить на его мерзкую голову корону Неаполитанского королевства. Чезаре рассказывал, что сумел убедить папу Александра не бояться за него и отпустить.

Покрыв сорок мулов богатыми попонами и нагрузив их сундуками, Чезаре открыл пару сундуков, чтобы продемонстрировать их содержимое. Французы облизывались, представляя, как потом поживятся, забрав все из сундуков у глупого сына папы Александра, ведь увидели они богатую одежду и столовую утварь.

Когда обоз был уже достаточно далеко от Рима, обнаружились сразу несколько неприятностей: исчез Чезаре, пара мулов с сундуками, набитыми богатствами, тоже затерялись по пути, а в остальных сундуках оказались камни! Но еще хуже – заболел турецкий принц Джем, которому папа позволил уехать с королем.

Чезаре рассказывал, что предложил принцу Джему бежать, но тот не поверил сыну папы и отказался.

На вопрос о том, от чего именно умер принц Джем – от зимнего холода или от яда, Чезаре предпочел отмолчаться. Возможно ли, что его люди отравили принца? Вероятно, но принц Джем не имел шансов выжить, оказавшись в ситуации, когда всем вокруг выгодна его смерть.

Чезаре говорил, что он предлагал принцу Джему исчезнуть, сменив имя и внешность, чтобы провести оставшиеся годы жизни в Испании как простому горожанину. Принц отказался, понимая, что его брат – правитель Османской империи султан Баязид найдет его где угодно. К тому же турецкому принцу не пристало жить среди христиан, скрывая свою веру и свое имя. Джем выбрал гибель.

Я поверила заверениям врача, сопровождавшего султана Джема: ему удалось бежать, и бедолага продолжает скрываться, опасаясь обвинений в отравлении своего важного пациента. Синьор Пьетро, назовем его так, рассказал, что причиной была обыкновенная желудочная болезнь. Султан Джем вырос в прекрасных условиях двора своего отца, в Риме содержался хоть и на положении пленника, но почетного, у которого были свои покои, свой повар, множество слуг, лошади, достаточно нарядов и прочего. Он привык к хорошей пище и вину, привык по восточному обычаю часто мыться и протирать руки и тело розовой водой…

А в условиях похода король Карл не только не мог, но и не желал создавать почетному пленнику особые условия. Султан Джем немедленно заболел от плохой воды и еды.

Неважно, от чего и как он умер, смерть принца развязала руки многим, хотя и лишила немалых средств, выплачиваемых султаном Баязидом за содержание опального брата.

Чезаре говорил, что сделал для него все что мог, а смерть для принца Джема была выходом из положения, полного унижений.

Немедленно распустили слух, что правящий султан Баязид просто заплатил папе Александру за гибель своего младшего брата, могущего претендовать на престол. Я не знаю, правда ли это, но точно знаю, что денег в казне не прибавилось.

А Чезаре сказал, что все наоборот – это королю Франции султаном Баязидом обещана огромная сумма за смерть султана Джема, что все было изначально договорено, мол, король обещал султану, что сумеет отобрать у Ватикана его пленника и отправить его к праотцам. Взамен султан обещал не трогать земли, принадлежащие Франции, и выплатить эту сумму королю.

Что-то пошло не так, после смерти султана Джема король Карл не получил золото и ему больше не на что было воевать. Чезаре говорил, что причина настоящего бегства французов скорее в этом, чем в успехах разобщенных итальянцев. Чтобы солдаты воевали, им нужно либо платить, либо обещать разграбление захваченных городов. А чтобы французские солдаты воевали в Неаполе – тем более.

Я не интересовалась политикой, но подозреваю, что брат прав – все, кто могли быть куплены, оказались куплены. Так всегда и во всем.

Но я решила привести этот пример не ради порицания продажности всех и во всем, а для демонстрации смелости Чезаре. В то время как другие прятались по норам или предавали папу Александра, его сын не побоялся дернуть льва за хвост и даже основательно пощипать ему усы.

У меня, как и у многих других, была тысяча и одна причина порицать своего брата Хуана, он заслужил это порицание.

Но, размышляя над судьбами нашей семьи, я поняла, что и Хуан в большой степени оказался жертвой своей судьбы. Это его не оправдывает, напротив, окажись на его месте Чезаре, он был бы очень успешен и не натворил тех дел, которые натворил Хуан, а также тех, что натворил сам Чезаре.