Когда Хохол нападет, неизвестно, но Тимофей готовился к бою так, как будто он случится вот-вот. Он рассчитывал на кулаки, на обрезок трубы, что взял себе в подспорье, но еще возлагал надежды на генератор. В нужный момент он включит его, в ту же секунду под ноги нападающим польется вода, и провод под высоким напряжением случайно на пол упадет. Много воды не надо, достаточно хорошо смочить бетонный пол. Подошва кирзовых сапог проводит ток, так что массовый электрошок обеспечен. Возможно, с летальным исходом. Но Тимофею никого не жаль. Кто с мечом к нему придет, тому никакой пощады...

Он и шланг к дверям подвел, и кран рядом с пультом управления установил – жмешь на кнопку пуска, крутишь вентиль, а кабель уже на полу. Надо только подождать, когда шарахнет.

– Бесполезно это все, – уныло сказал Олег.

– Почему? – спросил Тимофей, затягивая хомутик на шланге.

– Ну, один раз прорвемся, а потом? Потом все равно дожмут.

– Что ты предлагаешь? Руки опустить?

– Я уже опустил, только ты один и барахтаешься. Отказался бы ты от меня.

– В смысле?

– Скажи Татаринову, что ты не хочешь со мной работать.

– А толку?

– Меня переведут...

– Переведут. А потом и на бабки разведут. Или ты ничего не скажешь?

– Не скажу... Я драться не могу, а терпеть могу... Ну, совру что-нибудь, пока разберутся... И разберутся, и сюда вернутся... А-а! С тобой или без тебя, все равно душу вынут. Нутром чую, Берушин воду мутит... Он сам нас как-нибудь разведет...

– Но не развел... Признался бы ты, где деньги. Все равно ведь не отстанут... И от меня не отстанут, если ты не скажешь. Меня доставать начнут. Вдруг ты поделился со мной своим секретом...

– Обидно.

– Что обидно?

– Обидно, когда тебя пытают, а у тебя ответа нет...

– Я тебя понимаю.

– Да нет, я-то знаю, что сказать. Только не хочу говорить... Будь прокляты эти деньги!

– Митинг считать открытым? Или закрытым?

– Все тебе смешно, – мрачно усмехнулся Шаповалов. – А там реальные деньги. Четыре миллиона... Ровно четыре миллиона, тютелька в тютельку!

– Ты что, считал?

– Да.

– Значит, знаешь, где эти деньги?

– Знаю.

– И не страшно признаваться? – невольно разволновался Тимофей.

Вроде бы и не интересовали его эти деньги, но как тут остаться равнодушным, если из-за них разгорались такие страсти?

– Страшно... За тебя страшно... А за себя нет. Я же из-за этих проклятых денег... Сашку... Димку... Вот этими руками!

Глядя на Олега, можно было подумать, что он разговаривает сам с собой, причем в горячечном бреду.

– Эй, тормози, я не хочу ничего знать...

Но Шаповалов, казалось, не слышал Тимофея.

– А Серого у банка положили! А Костику глаз пулей выбило... Это я. Это все я замутил... Ладно, Серый. Ладно, Костик. А Сашку и Димку я застрелил. Сам не знаю, что на меня нашло...

– Жаба тебя задушила.

– Да, задушила. Мне Сашка с Димкой каждый день снятся. Смеются надо мной. Тебя, говорят, скоро грохнут, а мы тебя на том свете ждем. Поговорить хотим...

– Тебе их перехитрить надо.

– Как?

– А застрелиться. Тогда ты на тот свет не попадешь. Зависнешь между мирами...

Тимофей не считал циничным давать такой совет человеку, который из жадности застрелил своих друзей. И еще два его дружка в перестрелке погибли, и инкассаторам тоже досталось...

– Ты думаешь?

– Я думаю, что ты не должен жить.

– Почему?

– Потому что ты мерзавец.

– Спасибо.

– А ты в этом сомневаешься?

– В том-то и дело, что нет... Бес попутал. Но это не оправдание.

– Да ты не напрягайся, не надо. Я тебе не священник, мне твоя исповедь ни к чему. И раскаяние тоже.

– И грехи не отпустишь?

– Почему не отпущу? Отпущу твои грехи. Передо мной отпущу. Подставил ты меня, Олег.

– Прости.

– Прощу. На смертном одре. Или на твоем. Или на своем. Тут еще неизвестно, кто из нас раньше задвинется...

– С тобой все в порядке будет. Ты сильный. Ты выдержишь... А мне уже все надоело. Я ничего не хочу. Вообще ничего... Запутал я всех. Вроде бы все получилось, деньги взяли, увели, а все равно через задницу все. Потому что гнида я... И пацанов своих под расстрел подвел. И тебя подставил. Извини, брат...

– Ты уже извинился.

– Добром дело не закончится, – будто не слыша Тимофея, продолжал Олег. – Для меня – точно... А ты еще пободаешься... Знаешь, я, наверное, скажу тебе, где деньги спрятаны.

– Не надо.

– Почему?.. Деньги в банк везли, купюры там не новые, номера не переписанные, в дело можно вложить без риска. Это если бизнес вдруг задумаешь открыть...

– Какой бизнес, Олег? О чем ты?

– Ну, можно в детский дом деньги отдать. Но их там разворуют, это я тебе точно говорю... Я скажу тебе, как деньги найти. Только ты пообещай...

– Не надо ничего говорить. И обещать не надо. Не нужны мне твои деньги.

– А мне нужны. Только я отсюда не выйду. И до денег не дотянусь...

– Твои проблемы.

– Я скажу тебе, где деньги...

– Не надо.

– Упертый ты.

– Может быть.

– Знаешь, тебе можно доверять. Я хочу тебе довериться. Не хочешь знать про деньги, не надо. Но пообещай, что, когда выйдешь, к бабке моей съездишь. Отца у меня не было, матери не до меня, так я у бабки жил. Она мне как мать... Деревня Заварка, это в Карелии. Места там красивые, озерный край. Вот там деревня стоит. Дом там, с зелеными стенами, сразу за магазином. Ну, и в магазин можешь заглянуть... Там бабка моя живет...

– Где, в магазине?

– Нет, за ним, – никак не отреагировал на эту колкость Олег. – В доме за магазином бабка моя живет. Иванова Клавдия Васильевна. Скажи, что я последней сволочью был. Скажи, что перед смертью раскаивался, пусть она за меня свечку поставит...

– Перед какой смертью? Какая свечка? О чем ты?

– О том, что не доживу я до звонка.

– Доживешь. Выйдешь, к бабке своей поедешь. Отшельником у озера будешь жить, грехи свои замолишь, потом деньги в ход пустишь, монастырь построишь...

– Не хочу монастырь, завод хочу... Ты пообещай, что к бабке съездишь, ладно? Деревня Заварка, Сегозеро там, найдешь... Пообещай, что съездишь?