Потом в темноте раздался второй голос. Он был ближе, чем голос Петровска, но звучал сдавленно и был преисполнен страдания. Вздох после каждого слога, каждый звук – борьба.

– Я. Не. Смогу.

– Сможешь, Тео, – мягко возразила откуда-то издалека мадам Петровска. – Ты сможешь. Не сдавайся.

А свет всё продолжал расти. Он уже на треть вытеснил темноту, потом наполовину. «Тео?» – пронеслось в голове у Люциуса. Он хотел открыть глаза, посмотреть на неё, но спиритистка запретила. И этот странный дым всё глубже проникал внутрь, наполняя его как воздушный шар.

– Идите к маяку, – снова услышал он голос хозяйки. – Идите… друг к другу!

Потом случилось вот что: свет превратился во взрыв, поглотив тьму без остатка. Дым стал невыносимым. Кашляя и задыхаясь, Люциус открыл глаза и увидел, что Харольд и Себастиан чувствуют себя так же.

И что Елена Петровска обнимает взмокшую и дрожащую от напряжения Теодосию.

– Получилось, – прошептала девочка со слабой улыбкой и закрыла глаза.

Всё было как рассказывала Тео: к ним вдруг вернулись воспоминания, и никто не мог этого объяснить. «Потому что это имеет мало отношения к логике, – подумал Люциус. – Это магия. Детективные методы Шерлока Холмса тут бессильны». Тёмный дом в Хокстоне, зловещий автомат, Грейнджер и кучер в воздухоплавательных очках – всё вдруг всплыло в памяти. А вместе с тем и осознание опасности, которой они все подвергались. «Золотой кристалл власти, – пронеслось в голове Люциуса. – И как мы только могли о нём забыть!»

Друзья ошеломлённо смотрели друг на друга. Все, казалось, думали об одном и том же.

– Только представьте, – пробормотал Харольд, – что заклинание Грейнджера подействовало бы на Тео так же, как на нас.

Себастиан мрачно кивнул.

– Тогда наверняка всё было бы потеряно, – сказал он. – И этот бесчестный вор мог бы творить всё, что захочет.

– И что бы это было? – спросила Тео. – Что у него на уме?

– Понятия не имею, – вздохнул Люциус.

Они постепенно оправились от своего волшебного путешествия сквозь туман. Тео, которую мадам Петровска совершенно справедливо назвала маяком, стало заметно лучше, и к ней вернулись силы. Друзья попрощались со спиритисткой, поблагодарив её за помощь. Теперь они сидели в кебе, который со стуком катил по лондонской булыжной мостовой. Они направлялись в клуб «Диоген», надеясь, что их там ещё никто не хватился.

– Что сейчас собирается делать Грейнджер, знает, вероятно, только его босс, – сказал Люциус. – Тот таинственный человек из соседней комнаты, помнишь? И мы не знаем, кто это.

– Вы, может быть, и нет, – сказал Себастиан, и Люциус вскинул брови. – А я знаю.

– Как это? – спросил Харольд. – Мы едва могли разглядеть этого типа, не говоря уж о том, чтобы узнать. Только тёмный силуэт с низким голосом.

– Ага, – кивнул сын знаменитого путешественника. – Но мне этого достаточно. Этот тип ещё вчера показался мне странно знакомым. А теперь я абсолютно уверен. Друзья, я знаю, кто завладел магическим кристаллом. Я знаю, для кого мистер Грейнджер, этот предатель, украл его. Для Джорджа Уолтера Белла, давнего соперника моего отца!

Люциус уже слышал раньше это имя. Харольд, похоже, тоже его знал:

– Неужели тот самый Белл, с которым вы состязались, кто первым доберётся до Конгарамы? Который тоже организовал экспедицию, но вы его опередили?

– Совершенно верно. Белл – бессовестный завистник, который идёт по трупам, чтобы достичь своих целей и приумножить своё благосостояние. Белл возненавидел моего отца десятки лет назад.

Вот оно что! Внезапно это безумное приключение обрело смысл: кража в музее, похищение кристалла-яйца – всё это произошло потому, что Джордж Уолтер Белл не смог смириться с заслуженной славой своего давнего конкурента Аллана Квотермейна.

Тео побледнела:

– Можете считать меня сумасшедшей, друзья, но я думаю, что Белл вовсе не стремится испортить выставку отцу Себастиана. Помните, что сказал вчера Грейнджер? Он сказал, что с помощью кристалла можно даже героев превратить в убийц. Он даже обещал нам это, сказал, что мы ещё увидим.

В горле у Люциуса пересохло.

– А кого из героев Джордж Уолтер Белл любит меньше всех?

Они посмотрели друг на друга.

– Ой, – пробормотала Тео, потому что всем им, конечно, пришла одна и та же мысль: Аллана Квотермейна!

Харольд посмотрел на Себастиана.

– Где сейчас твой отец? – озабоченно спросил он.

Себастиан выхватил карманные часы:

– В музее. Открытие выставки уже на носу.

– Чёрт побери! – вырвалось у Люциуса. Его охватила паника. – Знаете, что это означает?

– На церемонию открытия приглашено много важных гостей, – сообразил Харольд. – Это была бы прекрасная возможность для Белла сделать героя убийцей. Если он выступит против какого-нибудь лорда или леди, с его репутацией будет покончено.

Себастиан побледнел.

– Друзья, думаю, речь идёт не о каком-нибудь лорде или леди, – прошептал он. – Сама королева Виктория должна явиться в музей, чтобы почтить папины заслуги.

– Боже мой! – У Харольда округлились глаза от испуга. – Вы и правда думаете, что Белл зайдёт так далеко?

– Вы не знаете его так, как я. Я уверен. – Себастиан мрачно кивнул. – Вот в чём дело. Белл хочет, чтобы мой отец убил королеву – сегодня! На глазах у всех! И этот ужасный кристалл заставит его это сделать!

Их паровой кеб мчался по улицам Лондона. Люциус недолго думая спихнул автомат семьи Паддингтон, который правил экипажем по дороге к мадам Петровска, с водительского сиденья и сам сел за руль.

– Ты умеешь водить такие штуки?! – в ужасе спросил Харольд.

Люциус лишь усмехнулся:

– Положись на меня. – И поддал пару.

Они мчались по широкой Оксфорд-стрит. Себастиан, сидящий рядом с ним, давил на клаксон, пока Люциус, вцепившись в руль, пытался не сбиться с курса. Харольд и Тео сидели в пассажирской кабине и смотрели в боковые окна, и Харольд то и дело вскрикивал «Осторожно!» и «Берегись!», когда Люциус опять подъезжал слишком близко к какому-нибудь препятствию.

Слева и справа от них сплошной чередой тянулись многоэтажные дома, похожие на искусственные стены траншеи. На тротуарах в это время дня толпились люди, по дороге ехали многочисленные экипажи и паровые кебы. Но Люциуса это не остановило. Он уже ездил в паровом экипаже в Шанхае. По сравнению с ним лондонское уличное движение было спокойным.

– Прочь с дороги! – кричал он прохожим и другим кучерам. – Посторонись!

Себастиан сигналил. Вслед им неслись проклятия и фырканье лошадей. Но Люциусу было всё равно. На карту поставлена жизнь королевы – и репутация Аллана Квотермейна.