Женщина укрепила согревающее заклинание, которое набросила на свою шаль, а затем скривилась, поняв всю тщетность попыток отыскать тепло в этом жутком месте. По правде сказать, дело было даже не столько в самом месте, которое вообще-то оказалось довольно красивым, если суметь разглядеть его без учета темной, подавляющей атмосферы. Проблема заключалась в людях, которые заставляли ее мерзнуть до костей.

Александра не была дурой и прекрасно понимала, что вовсе не из любезности ей и ее сопровождающим накрыли ужин в маленькой столовой, расположенной неподалеку от гостевых комнат. Ему было бы наплевать, узнай он, что Королева физически и эмоционально измотана, чтобы знакомиться с теми, кто живет здесь. Ему было бы все равно, что она не сможет проглотить ни кусочка, если придется сесть за один стол с Деймоном Сади.

Нет, она и ее люди ужинали отдельно потому, что Повелитель не желал видеть ее за своим столом.

А теперь, когда больше всего на свете Александре хотелось отправиться в свою комнату и хоть немного поспать после изнурительного дня, он попросил уделить ему время, а потом ему не хватило воспитанности явиться вовремя, когда она пришла!

Нужно уйти отсюда. В конце концов, она Королева, и оскорбление зашло уже достаточно далеко — сидеть и ждать мужчину! Если Повелитель жаждет встречи с ней, пусть сам приходит в ее покои.

Когда Александра поднялась, открылась дверь кабинета, и его темный ментальный аромат затопил комнату. Она робко снова опустилась в кресло. На то, чтобы не вздрогнуть, когда Повелитель прошел мимо и устроился в кресле за столом из черного дерева, ушло все ее самообладание.

— Когда мужчина просит разрешения говорить с Королевой, он не заставляет ее ждать, — произнесла Александра, пытаясь придать голосу необходимую твердость.

— А вы, будучи такой убежденной сторонницей соблюдения всех тонкостей этикета, никогда не заставляли ждать кого-либо? — мягко поинтересовался Сэйтан после долгой паузы, расположившись напротив нее.

Странный, полыхающий блеск, разгоревшийся в его глазах, напугал женщину, однако она почувствовала, что это единственная возможность добиться своего. Если она отступится сейчас, он никогда ничего не признает. Поэтому Александра нарочито холодным и пренебрежительным тоном, который она приберегала специально для тех случаев, когда нужно было поставить зарвавшегося аристократа на место, произнесла:

— Что именно и как делает Королева, к теме нашей беседы не относится.

— Разумеется, поскольку Королева может делать все, что ей заблагорассудится, какими жестокими ни были бы ее поступки и сколько бы боли и вреда она ими ни причинила.

— Не искажайте мои слова! — рявкнула Александра, забыв обо всем на свете, за исключением одного: перед ней мужчина и он не имеет права обращаться с Королевой подобным образом.

— Приношу свои извинения, Леди. Поскольку вы сами все время старательно изворачиваетесь, попытаюсь не следовать вашему примеру.

Она позволила себе обдумать эти слова.

— Вы намеренно пытаетесь спровоцировать меня. Почему? Чтобы обрести возможность оправдать мою казнь?

— О, у меня уже есть все необходимые основания для казни, — лениво протянул Сэйтан. — Нет, все гораздо проще, чем кажется. Вы так сильно боитесь меня, что наша беседа может ни к чему вообще не привести. Если же вы будете злиться, по крайней мере, сможете говорить.

— В таком случае я требую, чтобы вы вернули мне моих внучек.

— У вас нет прав ни на одну из них.

— У меня есть все права!

— Вы забываете об одной простой вещи, Александра. Вильгельмине двадцать семь, Джанелль двадцать пять. Ведьма становится совершеннолетней в двадцать. Вы больше не можете за них решать, как им жить и что делать.

— Но и вы в таком случае тоже. Они должны решать, уйти им или оставаться.

— Они уже приняли это решение. И у меня есть гораздо больше влияния на их жизнь, нежели у вас. Вильгельмина подписала контракт с Верховным Князем Эбенового Риха. Он, в свою очередь, служит при Темном Дворе. Я же являюсь Советником. Поэтому придворная иерархия наделяет меня правом принимать решения относительно ее жизни.

— А что насчет Джанелль? Она тоже служит при этом Темном Дворе?

Сэйтан одарил ее странным взглядом:

— Вы действительно ничего не понимаете? Джанелль не служит здесь, Александра. Джанелль — Королева.

На мгновение уверенность, прозвучавшая в его голосе, едва не убедила ее.

Нет. Нет. Если бы Джанелль действительно была Королевой, она бы знала с самого начала! Подобное узнает подобное! О, разумеется, может существовать Королева, которая правит этим двором, но ею никак не могла стать Джанелль.

Однако его заявление вложило ей в руки оружие.

— Если Джанелль — Королева, у вас тем более нет никакого права управлять ее жизнью!

— У вас тоже.

Александра стиснула пальцами подлокотники кресла и скрипнула зубами.

— Совершеннолетние должны отвечать определенным условиям для признания их таковыми, и вы прекрасно знаете об этом! Если ребенок недееспособен в том или ином плане, ее семья сохраняет право заботиться о ее умственном и физическом благосостоянии и принимать решения от ее лица.

— А кто решает, дееспособен ребенок или нет? Семья, которая сохраняет контроль над ней? Как удобно. И не забывайте, что вы сейчас говорите о Королеве, чья ступень и статус превосходят ваши.

— Я ни о чем не забываю. И даже не пытайтесь поучать меня, — можно подумать, у вас есть хоть какое-то представление о том, что такое моральные принципы!

Глаза Сэйтана словно затянуло тонким льдом.

— Очень хорошо. В таком случае давайте рассмотрим ваши представления о морали. Скажите мне, Александра, каким образом вы оправдывали тот факт, что Джанелль морят голодом? Полагаю, это было очевидно даже для вас. Каким образом вы оправдывали следы от веревок на ее руках и ногах, синяки от побоев? Или вы всего-навсего отбрасывали эти вещи прочь, считая, что непокорному и буйному ребенку необходима дисциплина?

— Вы лжете! — крикнула Александра. — Я никогда не видела никаких доказательств жестокого обращения!

— Неужели вы просто отдали Джанелль в Брайарвуд и даже не утруждались тем, чтобы повидать девочку до того момента, пока не решили, наконец, забрать ее домой?

— Разумеется, я видела ее! — воскликнула Александра и замолчала. Боль, возникшая в груди, начала разрастаться, стоило ей вспомнить, как холодно, почти обвиняюще смотрела на них Джанелль, когда она и Леланд приезжали навестить ее. Настороженность и подозрение всегда были в ее глазах — по отношению не к чужим людям, а к ним! Она вспомнила, какую боль причинял каждый подобный взгляд и как тихо плакала Леланд, возвращаясь домой, когда доктор Карвей говорил им, что девочка слишком нестабильна, чтобы принимать посетителей. И вспомнила, как сама иногда чувствовала облегчение оттого, что Джанелль была надежно скрыта от всех знакомых, которые, по крайней мере, не узнают из первых рук о причудливых фантазиях девочки. — Я видела ее всегда, когда состояние Джанелль было достаточно стабильным, чтобы она могла принимать посетителей.