Полем, капризно морщащим лицо. Однако младший Лебедев уже через секунду удивлённо вытаращил глазёнки, увидев меня под руку с Романовой, которая специально не стала опускать вуаль, дабы люди видели красоту её лица. Мы с ней двинулись к Лебедевым. Кучер же погнал карету к воротам кладбища.

И пока мы шли к Лебедевым, народ приветствовал вдовушку, а та порой величаво кивала, держа на пухлых губках печальную улыбку, словно помер кто-то из её родственников. Настоящая актриса! Ей бы продюсера!

— Мои соболезнования, судари и сударыни, — прочти простонала Романова, остановившись возле ненавидимого мной семейства. — Никита уже поведал мне каким выдающимся человеком был ваш старший брат, Иван Петрович.

— Благодарю, — хмуро кивнул Лебедев, чьи веки ещё больше набрякли, а щёки отвисли чуть ли не до плеч.

— Да, Империя лишилась дворянина с большой буквы, — грустно шмыгнула носиком мачеха и промокнула носовым платком свои змеиные глаза, которые, кстати, были абсолютно сухими.

— Елизавета Васильевна, позвольте представиться, моё имя Василий Иванович Лебедев. А это моя невеста Марфа Фёдоровна и мой младший брат Поль. А вот прекрасную невесту Поля Анастасию Юрьевну вы уже, кажется, знаете, — неуклюже выдал Васька, умудрившийся вспотеть даже в такую прохладную погоду.

— Да, знаю. Мне много чего приходилось слышать о ней. Но стоит ли верить народной молве? — вздохнула Романова, скользнув взглядом по девице, густо залившейся краской. — Анастасия Юрьевна, примите мои несколько неуместные для такого мероприятия поздравления. Вы с Полем просто идеальная пара. Мне думается, что у вас родится много разных детей, но каждый будет по-своему красив.

— Благодарю, сударыня, — гордо улыбнулся дебил Поль, который даже не понял, что в словах Романовой скрывался прозрачный намёк на то, что Анастасия Юрьевна нагуляет детей на стороне, раз они будут разными. А вот старший Лебедев и мачеха намёк поняли. И оба с невероятной злостью посмотрели… на меня. Да, на меня, поскольку на Романову бросать такие взгляды себе дороже. Она в обществе занимает веточку гораздо более высокую, чем Лебедевы, потому и гадит на них без зазрения совести.

К сожалению, непростой характер Елизаветы мог сказаться на моём желании установить мир с Лебедевым, посему я украдкой сжал локоть своей спутницы. Авось поймёт, что уже начинает перегибать. И та вроде бы поняла. Мило улыбнулась и проворковала:

— Ну, что же, господа и дамы, ещё раз приношу вам свои соболезнования.

— Угу, мы соболезнуем, — отрыл я рот впервые с самого начала напряжённой беседы.

Лебедевы хмуро покивали, а мы с девушкой отошли в сторону, ожидая когда в семейный склеп понесут гроб с братом Ивана Петровича. Жалко, конечно, что не его самого понесут.

— Неприятные люди, — пожаловалась Романова, опустив наконец вуаль. — Как ты с ними жил столько лет?

— Сам не знаю, — пожал я плечами и увидел наконец чёрную карету-катафалк. Тут же среди собравшихся на похороны людей завыли нанятые Лебедевым плакальщицы.

— Фи, какая пошлость платить людям за наигранную жалость и печаль, — прошептала Елизавета, будто не она пять минут назад изображала вселенское горе.

Между тем дюжие ребята достали из катафалка гроб и установили его около статуи ангела, дабы с покойным мог попрощаться любой, кто хотел. Я к нему подходить не стал, а предпочёл остаться стоять в сторонке. Романова тоже не выказала никакого желания идти к гробу. А вот когда гроб понесли в склеп, тогда мы уже примкнули к траурной процессии, чёрной змеёй поползшей между усыпальницами.

Идти было недалеко, посему уже через пару минут гроб в торжественном молчании занесли в склеп с гербом Лебедевых, после чего я настойчиво потащил Романову к выходу из кладбища. Всё, мой долг выполнен, как перед усопшим, так и перед Никитосом.

— Парад лицемерия и напускной печали, — брезгливо проговорила Елизавета, вышагивая рядом со мной по брусчатке. — У большинства в глазах только и мелькало страстное желание поскорее услышать завещание. А вдруг усопший и мне что-то оставил? И пусть я даже не его родственник, но вот однажды мне довелось ему дверь в ресторации придержать. И он тогда на меня с такой благодарностью посмотрел, что явно как-то должен упомянуть меня в завещании.

— Завтра будут оглашать завещание, — произнёс я и добавил, памятуя о том, что на этом мероприятии точно будут мои завистники, а Романова — крутой лекарь: — Сопроводишь меня?

— Да, окажу тебе честь, — весело сказала она. — Надеюсь, в завещании будет что-то неожиданное. Вдруг всё достанется тебе?

— Это вряд ли, — усмехнулся я. — Но сходить надо. Мне потом предстоит потолковать с Лебедевым на предмет наших разногласий.

— Не церемонься с ним. Покажи свою силу. Такие, как он, только силу и понимают. Видел, как они все глаза отводили, даже боясь взглянуть на меня?

— Угу, — угукнул я и миновал ворота.

Карет и автомобилей стало ещё чуть больше, поэтому мы даже не с первого раза нашли транспорт Елизавета. А когда всё же отыскали оный, то забрались в него и двинули в город. И тут случилось то, на что я вообще не рассчитывал, и даже мои мысли были далеки от этого. В Романову будто суккуб вселился. Она без долгих прелюдий накинулась на меня, принявшись снимать одежду.

Какого хрена? Она словно не на похоронах побывала, а на мужском стриптизе. Впрочем, зов плоти довольно быстро прогнал все мои сомнения, из-за чего всю дорогу до города карета тряслась сильнее обычного.

— Уф-ф-ф, — удовлетворённо выдохнула раскрасневшаяся девушка и уселась на сиденье напротив меня. — Не знаю, что на меня нашло. Наверное сказалось долгое воздержание.

— Долгое? — выгнул я бровь, натягивая штаны. — Для тебя долго — это пара дней? Эдак можно отлучиться на пару часов, а вернувшись, застать тебя с другим. Притом ты будешь вполне искренне говорить, что уже успела похоронить меня, поскольку я отсутствовал прорву времени.

— Душа моя, не преувеличивай, — улыбнулась распухшими губами Романова. — Куда тебя отвезти? В университет?

— Да, было бы не плохо. Кажется, я успеваю на последнюю лекцию.

И я оказался прав. Мне действительно удалось прибыть в университет, когда до начала последней лекции оставалось ещё десять минут.

Вид университетских коридоров с мельтешащими студентами сразу же заставил меня вспомнить Кондратьева. Живой ли он или его уже запытали до смерти? Хм-м-м…

Я тяжело вздохнул, поднялся на второй этаж и отыскал нужную аудиторию. Она