Нет, к сожалению, нам не удастся проявить свою удаль богатырскую. Всё будет много проще. Нам предстоит всего лишь забрать Глашку от отделения полиции, откуда её выпустят.

— Спасибо вам, спасибо! — обрадованно заорал Гришка, бухнулся на колени и потянулся к моей руке, дабы облобызать её.

— Э-э-э! — отпрыгнул я. — Ты чего удумал?! Я же обещал помочь. Вот и помог. Встань, не позорься. Ты же мужик! Лев! Альфа-самец!

— Альфа кто? — растерялся он, вставая с колен.

— Мощный мужчина с чувством того, что всё вокруг принадлежит ему.

— Нет, вы чего-то путаете, ваше благородие. У меня нет такого чувства.

— Ладно, проехали. Иди приведи себя в порядок, чтоб Глашка как увидела тебя, так обомлела, когда мы подлетим на карете к отделению полиции, и ты выскочишь к ней весь такой красивый.

Вероятно, крепыш очень ярко представил себе эту картину, поскольку весьма рьяно метнулся в ванную комнату. И пробыл он в ней не меньше получаса, а затем ещё столько же щёткой чистил свою одежду и ваксой надраивал ботинки. И когда мы вышли из доходного дома, то уже сложно было понять, кто кому прислуживает. Даже пойманный нами возница глядел на нас обоих с одинаковой вежливостью, но это пока Гришка рот не раскрыл, после этот тут же стало ясно, кто есть кто:

— Вези нас с сударем к отделению полиции, да поживее!

— Будь сделано, — кивнул извозчик и поправил картуз.

Мы забрались в пошарпанную карету, коя с жалобным скрипом покатилась по улицам города. Первые сумерки уже опустились на столицу, а уличные фонари стали медленно разгораться с электрическим жужжанием. Надеюсь, раньше Глашку не выпустят, а то произойдёт неприятная накладка. Ищи её потом. Кстати…

— Григорий, ты сразу объясни своей невесте, что второго помилования не будет. Ежели она не бросит якшаться с бомбистами, то в следующей раз её либо расстреляют, либо в Сибирь.

Крепыш побледнел лицом, а потом жарко застрекотал:

— Да я теперь от неё ни на шаг! Дома будет сидеть! Куплю ей машинку швейную — и пущай одёжу шьют на продажу или чинит ту, что люди приносить будут.

— А в тебе есть зачатки предпринимателя, — усмехнулся я и непроизвольно качнулся из-за того, что карета остановилась.

— Прибыли, судари! — крикнул извозчик.

Я расплатился с ним, после чего мы с нервничающим Гришкой покинули карету и встали около ступеней, ведущих внутрь знакомого серого здания, довлеющего над округой. Мне опять вспомнился Кондратьев, а потом и та прокуренная комнатка, в которой был допрос.

Мои плечи сами собой передёрнулись, а взгляд принялся скользить по лицам тех, кто выходил и входил в здание. Когда же появится Глашка? Не прошляпили ли мы её?

Оказалось, что не прошляпили. Она вышла из здания минут через пятнадцать. Её волосы были грязными, спутанными, а на лице царила хмурая гримаса, весьма подходящая к лихорадочно сверкающим глазёнками и синими мешками под оными. Но Гришка бросился к ней с такой радостью и любовью, что даже моя мохнатая чёрная душа чуток позавидовала счастью парня.

— Глашка! — распахнул он объятия, улыбаясь до ушей.

Девушка отпрянула и прошипела:

— Не тронь меня, предатель. Ты продался мироедам. Я ведаю почему меня отпустили. Некая боярыня выкупила меня.

— Ты чего… чего? — вытаращил глаза парень. — Ты же теперь на свободе. Тебе помогли уважаемые люди…

— Уважаемые люди? Как тот, что стоит за твоей спиной? — кивок в мою сторону. — К нему ты снова пошёл в рабство? Он тебя так нарядил, словно ручную обезьянку? Будешь прислуживать ему, как собачонка? Нет в тебе стержня! Ты размазня, а не мужик! Как я сразу этого не поняла? Тьфу!

Глашка плюнула в лицо растерянного крепыша, на которого жалко было смотреть, а потом она обожгла меня злым взглядом и двинулась прочь, прихрамывая на правую ногу. А Гришка ошарашенно глядел ей вслед и словно не замечал, что по его щеке скатывается слюна девушки.

— Эм-м-м, — протянул я, хмуря брови. — Сейчас, наверное, не грех и выпить. Признаться, мне казалось, что ваша встреча будет совсем иной.

— Кхам… — испустил непонятный звук парень, вытер кулаками предательски заблестевшие глаза и смахнул широкой ладонью девичью слюну.

— Ну, Григорий, в жизни и такое бывает. Главное, не шибко сильно расстраивайся. Ты сейчас этого не поймёшь, но время действительно лечит. Пройдёт буквально месяц — и ты уже забудешь о Глашке.

— Нет, не забуду, — печально покачал он головой.

— Забудешь. Вот тебе крест. Может, конечно, не через месяц, но точно забудешь, — заверил я его и добавил: — Пошли, мне тут на глаза по пути попался нарядно выглядящий трактир. Надеюсь, в нём и водка отменная. Пошли-пошли, не стой столбом. На тебя вон уже полицейские посматривают, словно оценивают какой висяк на тебя можно накинуть.

Гришка тяжело вздохнул и покорно пошёл рядом со мной, грустно-грустно глядя под ноги.

— Да ты не кручинься так, — принялся я подбадривать парня. — У вас с Глашкой не было будущего. Вы по-разному смотрите на мир. Ежели бы ты не был ослеплен любовь к ней, то заметил бы это. А она тебя не особо-то и любила. Тайком к бомбистам бегала, а это ведь обман. И вот что дальше? Мне кажется, что она могла и в койку какого-нибудь смазливо террориста прыгнуть. Нет, Глашка тебе точно не пара. Она бы привела тебя аккурат под дула расстрельной команды. Ты думаешь, она станет примерной гражданкой? Нет, снова прибьётся к какой-нибудь ячейке революционеров. Так что держись от неё подальше, вот мой тебе совет.

Крепыш снова тяжело вздохнул и следом за мной вошёл в трактир. Он оказался весёлым заведением. В углу на табуретке бренчал на балалайке раскрасневшийся малый и горланил похабные частушки, а народ так и покатывался со смеха, впрочем, не забывая лакать пиво и чавкать рыбными закусками.

— Это мы в хорошее место попали, — довольно заметил я, присев за свободный столик. — Такая атмосфера — самое то для разбитого сердца. Давай, Григорий, присаживайся, да не стесняйся, излей душу. Я тебе подскажу с чего надо начать: ты для неё всё делал, а она вон как отплатила…

—… Дык я ведь и правда для неё всё делал, — округлил глаза парень, точно я открыл ему великую тайну. Он буквально рухнул задом на стул и добавил: — А