В общем, экскурсия прошла отлично: мы выпили несколько бутылок текилы, бродили по улицам и наблюдали, как пьяных американцев в каждом замызганном баре и борделе обдирают шлюхи. День клонился к вечеру, и мне казалось, что я просто устал, напился и немного простыл. Я и понятия не имел, что на самом деле происходит в организме. Помню, когда мы вернулись в Лос-Анджелес, я сразу же потерял сознание. Поздно вечером я проснулся и решил, что приболел, а пара стаканов виски в «Барни Бинери» меня вылечат. Я отправился туда около десяти вечера, и после первой же пары рюмок мне стало только хуже. Вернулся в квартиру и сгруппировался, как при воздушном налете: сел на колени, зажал голову ногами, а руками ее накрыл. Тогда мне было не найти позы удобнее. Я хорошо помню тот вечер, потому что ко мне неожиданно зашел Марк Кантер. Он был настолько далек от наркотиков, насколько это вообще возможно. Марк с любопытством меня разглядывал.

– Плохо выглядишь, – заметил он. – Ты в порядке вообще?

– Ага, да, все в порядке, – ответил я. – У меня грипп.

На самом деле началась ломка оттого, что я провел без героина всего день.

Мне было трудно признаться в этом самому себе. В ту ночь, лежа в одиночестве в своей постели и обливаясь потом, я все еще не желал воспринимать свое состояние всерьез и убедил себя, что это самый страшный грипп в моей жизни.

Думаю, потом я более-менее снизил количество наркотиков, но с наклонной дорожки не пытался свернуть до тех пор, пока мне не пришлось признать, что у меня зависимость, – благодаря твердой руке закона. Как-то вечером мы с Денни бродили по округе в поисках наркотиков, и нам удалось кое-что урвать, но этого оказалось мало – на один зуб. Мы отнесли свою добычу к моему другу Рону Шнайдеру (это мой басист из Tidus Sloan), ширнулись, потусовались и послушали с Роном Iron Maiden, а около четырех утра ушли домой. Мы ехали по Ла-Сьенега, когда позади нас замигали сине-красные огни. Когда мы притормозили и остановились, то оказались буквально перед домом, на расстоянии плевка от нашей двери.

Двое копов явно выполняли ночную или месячную норму, потому что мы не превышали скорость и вообще не делали ничего подозрительного. У нас не было наркотиков, вот только Денни забыл, что у него в нагрудном кармане рубашки лежит шприц, и копы получили карт-бланш. Они начали с того, что посветили нам фонариками в глаза.

– Вы принимали сегодня какие-нибудь наркотики, сэр? – спросил меня один из них.

– Нет, – ответил я, щурясь на него сквозь спадающие на лицо волосы.

– Вы в этом уверены? А похоже, что принимали. У вас зрачки не двигаются.

– Конечно, вы ведь мне фонарем светите в глаза, – заметил я.

У них ничего на нас не было, но они конфисковали у Денни машину и арестовали за хранение личных вещей. На меня тоже надели наручники, но не сказали, по какому обвинению. И все это произошло в трех метрах от нашей входной двери.

Нас с Денни копы запихнули на заднее сиденье патрульной машины и продолжили свою сомнительную миссию по задержанию всех длинноволосых «бродяг», которые попадались им на пути в участок. Меньше чем через пару километров они еще подобрали Майка Левайна, басиста из группы Triumph, который вышел из супермаркета с пивом под мышкой и направлялся к своей машине. Обвинили его в том, что он собирается пить за рулем. Его подсадили к нам на заднее сиденье, и мы поехали дальше. Чуть дальше, на бульваре Санта-Моника, они арестовали девушку за «распитие в общественном месте», буквально в трех кварталах от полицейского участка. Девушка даже не выглядела пьяной – она просто шла по улице. Поскольку в машине больше не было места, один из полицейских решил отвести ее в участок пешком.

Всех задержанных мужского пола посадили в один обезьянник, где мы провели несколько часов. Майка Ливайна выпустили под залог, а Денни отпустили, когда решили, что он просидел достаточно. Его прижали за то, что у него в кармане был шприц, – назначили дату суда и все такое. Остался только я, и так как я знал, что ничего не совершил, то решил, что меня выпустят в любой момент. Уже наступила суббота, было около восьми утра, часы тянулись бесконечно, а я безуспешно пытался привлечь внимание охранников и узнать, почему меня до сих пор держат за решеткой.

Единственный ответ, который я получил, – это переселение из маленькой камеры в бóльшую с высокими потолками, резиновым половым покрытием, общим туалетом в углу, множеством других заключенных и нестерпимым запахом мочи. Я понятия не имел, что будет дальше. Кайф стал улетучиваться. До полного отката оставалось несколько часов. Через некоторое время нас погрузили в один из тех ужасных черно-белых переделанных школьных автобусов с решетками на окнах. Мне надели кандалы и наручники и пристегнули к парню, сидящему впереди. Я не понимал, почему меня все еще держат, зато осознал, что мы едем в окружную тюрьму, поэтому немедленно начал обгрызать черный лак с ногтей. Ни за что на свете, черт побери, я не поеду в округ с накрашенными ногтями.

Мы ехали туда несколько часов, потому что автобус останавливался у нескольких тюрем и подбирал новых пассажиров, – а мне тем временем становилось все хуже. На каждой остановке нас сажали в камеру, и мы ждали, пока обработают новичков. Сама окружная тюрьма находилась километрах в тридцати от города, но дорога туда со всеми остановками и волокитой заняла целый день. Мы объехали около шести тюрем и к вечеру наконец добрались до места назначения. Процесс регистрации тоже казался бесконечным: у меня забрали вещи и держали в нескольких камерах по очереди с другими новыми заключенными, пока мне не оформили все бумаги.

Это был самый скучный бюрократический процесс, который у меня только был в жизни, и тот факт, что меня ломало, вообще ситуацию не скрашивал. До того дня я лишь как-то абстрактно подозревал, что у меня зависимость. Я слышал рассказы о ломке, но даже после того приступа после дня в Тихуане относился к ней все с той же беззаботной бравадой, с какой начал принимать наркотики. Столкнувшись с реальностью наркозависимости, я решил, что лучший способ избежать боли – всегда знать, где достать дозу. В Голливуде проблем с этим не было. А вот оказаться взаперти в окружной тюрьме на несколько дней без доступа к героину – это уже серьезно. Наступает принудительная детоксикация, причем в худшей обстановке, какую только можно придумать.

Меня поместили в одну из больших старомодных камер с несколькими рядами коек, где я изнемогал от тошноты и усталости. Точно не знаю, сколько там пробыл. Думаю, около трех дней, а потом меня вдруг выпустили – снова без объяснения причин, – и мне пришлось пройти все те же процедуры, что и на входе, только в обратном порядке. Аксель внес залог и попросил Денни меня забрать, но я об этом еще не знал, а проходил невыносимо долгий процесс выхода: стоял в тюремном комбинезоне в длинной очереди, сидел в нескольких камерах, потея и кашляя, хныча и ерзая, от меня ужасно пахло, и я выглядел и чувствовал себя чертовски несчастным. Когда мне выдали одежду и личные вещи, я наконец узнал, почему в тюрьме: меня притащили сюда за неоплаченный штраф шестилетней давности – переход улицы в неположенном месте. Так как я не явился в суд и не оплатил штраф, на меня выписали ордер. Подумать только: из всего, что я совершил, меня посадили в тюрьму за переход улицы в неположенном месте. Ну, по крайней мере, свой срок я отсидел и долг обществу за этот проступок отдал.