Вот только гражданка Германии была не кто иная, как Лиони Хофер…

Сложив полученные документы в папку, Арсений Хабаков отнес их в сейф и поехал в Северный округ.

У Хабакова отношение к Северному кругу было особенное. Может, потому, что здесь работал его однокашник Дима Карасев, сумевший дослужиться до подполковника. Вот ведь как бывает, у парня светлая голова, был одним из лучших студентов на курсе, по окончании университета приглашали в аспирантуру, сватали в адвокатуру, а он, в силу каких-то своих убеждений, решил посвятить жизнь оперативной работе. И ведь не ошибся! Занял должность начальника отдела. Имелись все основания предполагать, что нынешняя должность – всего лишь ступенька к его большой карьере.

Карасев, встретив в приемной давнего приятеля, старательно и долго хлопал его по плечам, выражая наивысшее расположение, раза два трогательно обнял, один раз даже приподнял. И вообще делал все возможное, чтобы продемонстрировать свою несказанную радость. Дима Карасев всегда слыл парнем весьма эмоциональным, а потому не стоило удивляться столь щедрому проявлению чувств.

Странно было другое: последний раз они повстречались на Тверской, но отчего-то тот не пожелал проявлять восторженность в шумном людском потоке. Неоднократно они пересекались в министерстве на каких-то общих мероприятиях, но и там, на глазах у высокого начальства, он вел себя как бесчувственная арктическая мерзлота. И только в кругу подчиненных Дима становился тем, кем был на самом деле, и нередко позволял расслабиться натянутым нервам.

– Нечастый гость… Рассказывай, по каким делам? – спросил Карасев, когда они расположились в его кабинете.

– Ты, часом, не знаешь такого Петрушева… бывшего капитана полиции?

– Ах, вот ты о чем, – разочарованно протянул Карасев. – Петруха! Как не знать… Он ведь в нашем отделе работал. Я его уволил в свое время.

– И за что, если не секрет? – невинно поинтересовался Хабаков.

– Там много чего набирается… Если начну перечислять, так пальцев на руках не хватит. Когда лепил небольшие «косяки», как-то еще можно было закрыть на это глаза. Кое-где мы его даже отмазывали… Сам понимаешь, наша работа не розами усыпана и не в белых перчатках делается. Порой кое-кого и прессануть нужно, и характер показать, но чтобы без особого перебора. А когда племяннику замминистра по роже дают, тут, знаешь ли, не до шуток… Ему еще повезло, что он легко отделался. Помогли… Сказали, что с нервами у нашего сотрудника и раньше были нелады. Тут внутреннее расследование за него взялось… Нервы тогда действительно не выдержали, он закрылся в кабинете и палить начал. Хорошо, ни в кого не попал. Поместили его в психушку, а уже оттуда списали подчистую! А что это он тебя вдруг заинтересовал?

– Подозреваю его в квартирной краже.

– Вполне может быть, – спокойно отреагировал Карасев. – Он сильно изменился с тех пор.

– Вы ведь его недавно задерживали?

– Было такое.

– Как это произошло?

– Представляешь, патрульная машина вечером проезжает, а на перекрестке какой-то «мерс» поперек дороги стоит. Дверца распахнута, а в нем жлоб какой-то сидит на водительском кресле и «Хеннесси» из горла хлещет. Ну, никакого уважения к дорогому напитку! Ребят это тоже задело, классовая ненависть вдруг взыграла. Подъехали к «Мерседесу» и потребовали водителя предъявить документы. Обыскали машину, а в ней автомат «АКМ» и какие-то картины.

– Почему его тогда не посадили?

– Я бы, конечно, закрыл, слишком много за ним набирается, но начальство по-иному рассудило, – пожав плечами, ответил Карасев. – Связываться с сумасшедшим не захотелось. А может, там еще какие-то дела были, о которых я судить не берусь… У них там свой расклад, нам не докладывают.

– Считаешь, что за него кто-то очень сильно хлопотал?

– Даже уверен! А в наше время, сам понимаешь, никто просто так хлопотать не станет, тем более отмазывать от тюрьмы…

– А где он сейчас, знаешь?

– Даже не представляю. Больше мы с ним не пересекались. Но это и к лучшему… Для него!

– Понятно. А картины куда подевались? Вернули владельцу?

– Куда их возвращать? – удивился подполковник. – Никто у нас про них не спрашивал. Пылятся где-то в отделе. Может, ты подскажешь, куда их сдать?

– Проводишь? Взгляну, что за картины, я в этом немного разбираюсь.

– Пойдем… Сейчас как раз все на месте, – поднялся Карасев. – В это время у нас небольшой перекур, чаевничаем.

Прошли в дальний конец коридора, где размещалась оперативная группа. Распахнув дверь, подполковник громогласно объявил прямо в повернувшиеся лица:

– Знаете, господа офицеры, кого я к вам привел?

Присутствующие невольно заулыбались. С каждым из оперативников майор Хабаков был знаком лично: в полицейской службе немало различных мероприятий, по которым приходится пересекаться. Не однажды встречались и на разного рода совещаниях, нередко проходящих в Главке. А с руководителем группы капитаном Завьяловым Хабакову раз в месяц приходилось бывать в министерстве у начальника отдела, где тот любил устраивать показательную взбучку.

Капитан Завьялов, пользуясь длинным остро заточенным ножом, наверняка реквизированным из арсенала какого-нибудь маньяка, лихо нарезал на большой темной доске сырокопченую колбасу. Здесь же, рядом с тонко нарезанными дольками, аккуратной горкой возвышался репчатый лук. Старший лейтенант Скворцов домовито разливал по чашкам чай, а капитан Девятов ссыпал в стеклянную вазочку сахарное печенье.

Пиршество обещало быть на славу.

– Я бы сказал, кто это, товарищ подполковник, да вот, боюсь ошибиться, – улыбнулся Завьялов.

– А ты потрудись. Если ответишь правильно, тебя ждет в ближайшее время повышение. И, разу-меется, надбавка к окладу.

– Постараюсь ответить… Это майор Хабаков.

– Ты прав… Но только наполовину, а значит, с повышением придется подождать. В действительности это большой эксперт по искусству. Вопрос вот в чем: где те две картины, что вы забрали у Петрушева?

– Одна картина вон там, – показал капитан на потемневшее полотно, висевшее у самого входа. – Даже непонятно, почему он на нее позарился. Не знали, что с ней делать, а потом решили повесить в прихожей. На этом месте раньше полка висела. Когда два года назад в комнате ремонт делали, полку снимать не стали, а просто покрасили вокруг нее, и все. А потом она возьми да сломайся! Осталось незакрашенное пятно, мы и решили завесить его картиной. И по размеру подошло.

– Просто у вас все.

Повернувшись, Хабаков увидел у самых дверей картину великого голландца Ван Дейка, потемневшую от времени. Она числилась в коллекции Феоктистова в списке украденных. На первый взгляд в ней не было ничего особенного: две небольшие лодчонки, плескавшиеся на пенящихся гребнях потревоженного моря, а на горизонте пугающе нависала грозовая темнота. На застывших лицах рыбаков, тщательно расписанных талантливой рукой, было преддверие грядущей и неотвратимой беды.