Причину, по которой отношение к легионерам было менее благосклонным, чем к негражданам ауксилиям, понять непросто. Возможно, это было смешение военной целесообразности и правовых аспектов. Если бы солдату разрешили жениться и взять римскую жену, было бы очень дорого и неудобно разрешить ей следовать за ним в ту провинцию, куда он направлялся служить. А если солдат проводит большую часть двадцатипятилетнего срока службы вдали от дома, какой смысл жениться, если жены не будет рядом, хотя бы на зимних квартирах? Если, с другой стороны, он выберет жену в том районе, где расквартирован, она может оказаться перегринкой, а считалось нежелательным разбавлять итальянскую кровь чужеземной. Если же солдат, вопреки военным правилам, все же в период несения службы женился, римское правительство было вынуждено идти на некоторые уступки, и оно признавало conubium, но не давало гражданских прав детям, рожденным до признания брака. Поэтому положение детей, рожденных castris, было таково, что, желая получить гражданство, они были вынуждены предложить себя для военной службы, а это более чем устраивало римское правительство, поскольку позволяло им поддерживать целостность легионов и не нарушать римские законы. Это решение проблемы проливает свет на убыль солдат-легионеров, жителей городов и муниципалитетов и пропорциональный рост рекрутов, рожденных castris и завербованных на местах.

Является ли малочисленность уцелевших diplomata легионеров случайной, решить трудно. Существование diplomata для преторианских и городских войск, а также поврежденная надпись 74 г., дающая conubium легионеру из Мезии, предполагает, что наше невежество в данном вопросе является чистой воды невезением. С другой стороны, думаю, возможно, что весь вопрос статуса ветерана легионов решался имперской constitution и, поскольку зафиксированные условия имели общее применение ко всей армии легионеров, diplomata могли не выпускаться, за исключением особых случаев, когда даровались civitas и conubium. Но tabulae honestae missionis принималось как адекватное доказательство bona fides (добросовестности) легионера.

При увольнении легионер получал 12 000 HS. Эта сумма была установлена Августом и выплачивалась из военной казны. Если жалобы солдат во время паннонийского восстания не являются риторически ошибочными, возможно, при выплате всей суммы имелись трудности, и часть ее заменяли выделением земли. Сам Август утверждает, что он основал двадцать восемь колоний для ветеранов в Италии. Позднее Нероном делались попытки основать аналогичные колонии в Тарентуме (Таранто) и Антиуме (Анцио), но Тацит утверждает, что этот эксперимент успеха не имел. «Dilapsis pluribus in provincias in quibus stipendia expleverant» (ветераны разбрелись по провинциям, в которых закончили срок своей службы). С другой стороны, колонии в провинциях были ценным военным имуществом. К примеру, 500 ветеранов в Тале оказали эффективное сопротивление войску Такфарината в Африке. Надписи из этой провинции подтверждают, что ветераны, чьи дома были на востоке, продолжали жить после увольнения в стране своей военной службы. Позже была основана collegia veteranorum. В целом привязанность солдат к стране, в которой они проходили военную службу, считалась одновременно доказательством счастливой жизни солдата и важным фактором развития цивилизации в провинциях.

Стратегия и тактика имперской армии, как и ее организация, основывалась на принципах, заложенных Марием и развитых Суллой, Цезарем и Помпеем. Перемены, которые периодически вводились, являлись не созданием новых боевых порядков, а модификацией уже существующих, а позднее даже возвратом к тем, что существовали в ранней республике. Для условий сражений при принципате существует два основных источника свидетельств. Среди историков – Тацит упоминает доспехи легионеров и порядки, принятые такими полководцами, как Германик и Корбулон, в своих кампаниях. Но большее значение имеет рассказ Иосифа об Иудейской войне Веспасиана и Тита. Как и Полибий, он был иностранного происхождения, и, вынужденно восхищаясь успехами римских армий, он был заинтересован в исследовании основных факторов, которые делали их сильными. Следовательно, он подробно описал оружие римского солдата, походный порядок, использование легионов и ауксилиев в бою. Его свидетельства дополняются двумя авторами. Арриан, губернатор Каппадокии в 136 г., был вынужден дать отпор вторжению аланов в свою провинцию и написал трактат, в котором изложил приказы, которые давал войскам, походный порядок и диспозиции на случай атаки. В дополнение он составил руководство по правилам полевой службы. Большая его часть посвящена фаланге и не может быть использована для организации когорты, но интерес, проявленный автором к македонским методам ведения боевых действий, предполагает, что по крайней мере во II в. Рим произвел некоторые модификации в боевые порядки, что подтверждается и другими свидетельствами. Другой автор – Вегеций. К сожалению, подробная информация о римской военной администрации сопровождается полным отсутствием каких-либо указаний на период римской истории, который он описывает. Следовательно, поскольку автор жил в IV в., его свидетельства могут использоваться только для дополнения или подтверждения информации, полученной из более надежных источников. Тесная связь тактики и вооружения придает дополнительный интерес амуниции и оружию солдат на памятниках первых двух веков нашей эры. Самый важный из них – монумент Траяна, поставленный в Риме в ознаменование его побед над даками. На этой колонне изображены и легионеры, и ауксилии, вероятнее всего, в своей обычной боевой амуниции начала II в. Поэтому это свидетельство может быть использовано для Траянского периода, и, в сравнении с изображениями на надгробных плитах I в. и информацией из литературных источников, можно проследить изменения в боевой амуниции, введенные в течение II в.

Если говорить об основных характеристиках, амуниция римского легионера имперских времен была такой же, как в период поздней республики. Одежда состояла из туники и полусапог (caligae), которые назывались калиги. На надгробных памятниках, но не на колонне Траяна, есть также bracae (штаны), sagum (военный плащ) и focale (военный шарф) – в качестве местной формы. Защитные доспехи включали lorica — кирасу, galea — шлем и scutum — цилиндрический щит. Судя по всему, в первые два века принципата модификации вносили именно в кирасу[50]. На колонне Траяна кираса является так называемой lorica segmentata – лорика сегментата и состоит из нагрудной и боковых пластин, усиленных железными ободами вокруг тела и рук. На рельефах I в., с другой стороны, только центурионы имели металлические кирасы. У обычного солдата были кожаные латы с кожаными накладками на плечи и нечто вроде споррана с металлическими полосами. В явном несоответствии с этими более поздними свидетельствами Тацит пишет, что солдаты сгибались под тяжестью своих кирас: например, «corpora gravia loricis» (тела, стесненные панцирями). Также он пишет, что «поп loricam Germano non galeam, ne scuta quidem ferro nervove firmata» (у германцев нет панцирей, нет шлемов, да и щиты у них не обиты ни железом, ни кожей). Возможны три вывода: или утверждения Тацита относятся к кожаной лорике, а металлическая кираса появилась только в конце I в.; или Тацит описывает солдат периода Юлиев – Клавдиев в терминах второй половины I в.; или простые солдаты носили под своими кожаными корсетами кольчуги. Последний вариант представляется наиболее вероятным. Наступательное оружие, как его описывает Иосиф, состояло из пилума – метательного копья, гладиуса (гладия) – испанского меча и пугио — кинжала; они висели слева и справа соответственно. Но во II в., и возможно, уже в 69 г., некоторые легионеры были вооружены lancea — ланцеями – вместо пилума. Арриан, описывая боевой порядок против аланов, показывает, что легионы строились как фаланга в восемь рядов, и первые четыре ряда были вооружены пилумами, а последние четыре – ланцеями. По этому случаю первые ряды были проинструктированы не метать свои копья, а использовать их, чтобы колоть лошадей атакующей кавалерии, и выбивать из седла всадников, а задние ряды должны были метать свои копья над головами товарищей. Поэтому представляется, что ланцея легче пилума. Это подтверждает Исидор, который пишет, что это было «hasta amentum habens in medio»; если аментум предназначен для использования в качестве пращи, следовательно, ланцею метали, а не использовали для колющего удара, как гасту, оружие ауксилиев. Следовательно, цель инновации – дать легионерам для некоторых случаев легкое метательное копье, которое при добавлении аментума могло быть брошено дальше и прицельно. Преимущество такого нового оружия очевидно, когда фалангу меняет, как в рассказе Арриана, когорта. Однако отрывок из Тацита предполагает, что ланцея не была неизвестной в I в., поскольку он описывает римских легионеров, которые сражались против сарматов, следующим образом: «Римские солдаты, свободно двигавшиеся в своих легких кожаных панцирях, засыпали их дротиками и копьями (ланцеями), а если ход битвы того требовал, переходили в рукопашную и пронзали своими короткими мечами ничем не защищенных сарматов, у которых даже не принято пользоваться щитами». Этому рассказу можно противопоставить речь, вложенную в уста Светония Паулина, в которой он призывает свои войска «conferti tantum et pilis emissis, post umbonibus et gladiis stragem et caedem continuarent». Здесь пилум и гладиус — наступательное оружие легионера-пехотинца, и типичный план атаки заключается сначала в метании копий и дротиков, а потом – переходе к ближнему бою с помощью меча. Это оружие отличает римского легионера не только от греческого гоплита, но также от римского солдата вспомогательных подразделений – ауксилиев, чьим наступательным оружием была гаста — ударное копье, и спата — длинный меч.