Хоакин дрожал всем телом. И не только из-за холода. Стоило ему представить, что с ними будет, если они попадутся в руки мятежников, и зуб на зуб не попадал. Если, паче чаяния, их обстреляют, он без колебаний прыгнет в воду и улизнет. Деньги деньгами, а жизнь дороже.

В свете звезд смутно виднелся Гильермо, восседавший на носу с веслами в руках.

Болонский сидел на корточках в центре лодки, рядом с ящиками.

Все молчали.

До войны Хоакин сдавал рыбакам лодки напрокат, сам ловил рыбу и продавал ее на рынке – так добывал себе на хлеб. Иногда ему удавалось подработать, сбывая краденое. Уже лет десять он жил один, возраста своего Хоакин и сам не знал, но тридцати ему, скорее всего, еще не было.

Кто был его отец и откуда – Хоакину не было ведомо. Этого, скорее всего, не знала даже его мать.

Хоакин родился в цыганском поселении Альбайсин в Гранаде.

Мать его танцевала фламенко, была уродиной, но первоклассной танцовщицей. Он уже довольно давно ее не видел. Интересно, танцует ли она все еще как в былые времена, развлекая туристов? Скорее всего, нет – некрасивые рано или поздно уступают место красивым и молодым, такова уж их судьба. От этой мысли у него немного защемило сердце.

Исправляя лодку шестом, Хоакин жалобно пропел один куплет солеа[35]приглушенным, горловым голосом. Он всегда напевал себе под нос солеа, чтобы успокоиться.

Еще в детстве, вместе с матерью объезжая таблао,[36]он сам научился петь канте.[37]Профессионалом он не стал, но во время войны его не раз приглашали петь на праздники в богатые дома.

Ну, однако, Болонский и придумал!

Прятать слитки не где-нибудь, а на территории, находящейся в руках врага, – в здравом уме никто на такое не решится. Что творится в голове у этих русских – знает один черт.

И вообще, к чему человеку из далекой холодной России ехать и Испанию и помогать чужой стране в гражданской войне? Это было выше его понимания. Ну сколько, скажите на милость, можно заработать, помогая республиканскому правительству?

Хоакин всмотрелся в темноту. Чем позже почуешь опасность, тем раньше умрешь.

А может быть, спрятать слитки на территории, захваченной мятежной армией, не такая уж и нелепость? Им ведь и в голову не придет, что у них под ногами лежит сокровище. А возможность того, что они когда-либо обнаружат пещеру, можно было сразу исключить.

Если посмотреть на дело с этой стороны, то, пожалуй, безопаснее тайника и не придумаешь.

Летом, два года назад, Хоакин поехал на рыбалку и, купаясь, нырял. Тогда-то он случайно и обнаружил эту пещеру.

С тех пор она стала его тайным убежищем.

И вот как-то раз Хоакин спьяну проболтался о пещере в присутствии Болонского, а потом, протрезвев, он проклинал свою опрометчивость. Но сейчас ему казалось, что эта его неосторожность могла принести ему небывалую удачу.

Русло реки начало сужаться.

Впереди чернел каменный мост. До начала войны за мостом были отчетливо видны контуры старого замка. Однако во время жарких боев, продолжавшихся до прошлого месяца, замок превратился практически в руины. Остроконечные башни, стоявшие по четырем углам, бесследно исчезли, в окнах замка никогда не горел свет.

Отложив шест, Хоакин вытер выступивший на лице пот.

От волнения все его тело было напряжено до предела. В дневное время спускающуюся по реке лодку было бы прекрасно видно с дозорного поста на мосту. Но сейчас луна скрылась за облаками, и, если не шуметь, они вполне могут проскочить незамеченными. Все будет в порядке.

Убедив себя таким образом, Хоакин снова взялся за шест.

Две огромные арки моста неумолимо приближались.

Вскоре лодка медленно проплыла вдоль подножия арки, той, что располагалась ближе к правому берегу, и миновала мост. Беззвучно скользя по речной глади, она направлялась к следующему мосту. Расстояние между двумя мостами было не больше трехсот метров, и до второго оставалось от силы минут пять.

Лодка прошла под вторым мостом, и на правом берегу показались смутные очертания скалы. Она была настолько крутой, что без нужного снаряжения забраться на нее было совершенно невозможно.

Хоакин сделал знак сидящему на носу Гильермо и направил лодку к берегу.

Повесив кормовой швартов на плечо, Хоакин выбрал место и прыгнул на покатый берег. Ему уже не раз приходилось пришвартовываться здесь, и он чувствовал себя уверенно даже в такой темноте, как сейчас.

Подтянув лодку как можно ближе к берегу, он крепко привязал швартов к выступу на скале.

Когда он вернулся в лодку, Болонский прошептал:

– Где вход в пещеру?

– Прямо под скалой. Снаружи не видно.

– А дыхания хватит? – спросил молчавший до сии пор Гильермо.

Хоакин тихо рассмеялся.

– Запросто. Если, конечно, у тебя хватит сил продержаться минуту под водой.

Он достал из ящика с инструментами сложенную веревку. В ней было метров двадцать.

– Я нырну первым. Подожди, пока я не дерну за эту штуковину три раза, и ныряй за мной. Плыви вдоль веревки, все очень просто. Понял?

– Понял, – кратко ответил Гильермо и попробовал веревку на прочность.

– Я что-то не уверен, что смогу нырять, – с беспокойством проговорил Болонский. – Я ведь не умею плавать.

– Да вам, лейтенант, нырять и не придется, – сказал Хоакин и достал приготовленный заранее пеньковый мешок.

Рядом с отверстием он заранее сделал две прорези. Надо пропустить в них веревку, затем уложить в мешок ящик со слитками и, завязав мешок, отправить с лодки вниз по воде. Хоакин объяснил Болонскому всю эту последовательность.

– Прости, что спрашиваю у тебя одно и то же по десять раз, – нервно проговорил Болонский, – но ты совершенно уверен, что у пещеры только один вход? Если можно проникнуть туда и с суши, нет никакого смысла прятать золото именно здесь.

– Не беспокойтесь. Другого входа нет, говорю ж вам, – уверенно заявил Хоакин, молясь в душе, чтобы это действительно было так.

По правде говоря, из глубины пещеры вел узкий подземный ход, но куда – Хоакин и сам не знал. Он еще ни разу не пробовал дойти до конца; может быть, этот лаз выходит где-либо на поверхность.

Болонский хлопнул его по плечу:

– Ладно, верю тебе. Ну, за работу!

Хоакин как можно крепче привязал один конец веревки к поясу.