Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Риордан дочитал до этого места и задумался. Значит, принц теперь постоянно с Кармарлоком. Интересно, как это связано с предыдущими событиями? При этом он не мог не отметить отличный слог своей девушки. Она сообщила важные сведения, а если бы письмо было перехвачено, ей ничего нельзя было поставить в вину. Ну, подумаешь, написала пару строк о своей госпоже и ее муже. Что в этом такого?
В заключительной части письма Парси посылала Риордана тысячу поцелуев и напоминала о том, что целый месяц единственным их средством связи будут письма. Она выражала надежду, что за период разлуки их страсть запылает только ярче. И предупреждала Риордана о том, что, если один раз в два дня ей не будет приходить от него послание, она булавкой начертит ему на правой щеке точно такой же шрам, как и на левой.
Прочитав письмо до конца, Риордан вздохнул. Грамоту он освоил, заполнять служебные формуляры без ошибок тоже научился. С отчетами дело обстояло хуже, но визира не смущали ни его почерк, ни слог. Накнийр как-то в припадке великодушия сказал Риордану, что его удел оставлять автографы острием шпаги, а не чернилами.
Так что по работе у Риордана не было проблем с орфографией, но совсем другой вопрос — любовное послание. Как написать девушке о своих чувствах и не выставить при этом себя на посмешище? Тем более, что его письмо вместо адресата вполне может попасть в другие руки. Тогда неопытность Риордана в эпистолярном жанре станет предметом злословия в коридорах Глейпина. Его репутация и так испытала жестокий удар из-за поражения в поединке с Войтаном. Второй удар может стать для нее смертельным.
Риордан твердо решил, несмотря на дела найти время для того, чтобы взять несколько уроков изящной словесности. После чего прикончил те жалкие остатки ужина, которые не уничтожил Сирсонур и рухнул в постель. Последняя его мысль перед отходом ко сну была о том, что он взялся не за свое дело. И весь этот образ жестокого профессионала, который они с визиром тщательно создавали, начал плавиться, как сосулька под лучами весеннего солнца.
Утром он тщательно причесался и надел вычищенный прислугой парадный мундир. Равнодушно глянул на себя в зеркало и сразу отвернулся. В наряде с золочеными пуговицами он выглядел бы, как юный безбородый паж. Только в отличие от миловидных пажей его страхолюдная физиономия производила отталкивающее впечатление. Картинку немного сглаживала синяя татуировка на щеке. Она словно собирала все несуразные детали лица в единое целое. Риордан вбил ступни в отполированные щеткой черные кожаные сапоги и, легко сбежав по лестнице, вышел в весеннее утро.
До Глейпина он добрался без приключений, хотя не раз и не два проверял наличие слежки. Но видимо на этот день недруги решили оставить его в покое, если вообще он не надумал себе присутствие соглядатаев.
В гардеробе дворца Риордан сдал шпагу вместе с плащом и принял из рук Франа церемониальный канцелярский набор. Это был планшет, отделанный золотом. Его полагалось носить на шее, раскрывая по мере необходимости. Внутри в специальных креплениях находилась маленькая закрытая чернильница, перо и стопка бумаги с личным гербом визира. Каждый лист был пронумерован и подлежал учету.
После гардероба Риордан попал в цепкие лапы церемониймейстера и был препровожден в Аксамитовый зал, где проходили наиболее торжественные приемы. Стены Зала были убраны дорогими тканями, отсюда и его название. Под потолком сотнями радужных искр переливалась гигантская люстра, с инкрустациями из горного хрусталя. По центру стены возвышались пять тронных кресел для короля Вертрона, королевы Эйны, обеих принцесс и молодого принца — Унбога. Места для августейшей семьи располагалась на невысоком подиуме, а перед ними полукругом были расставлены стулья для приглашенных на прием вельмож и их присных. Риордана посадили справа в первом ряду рядом с креслом визира. Вообще, расположение каждого стула, его размер и даже высота спинки имела здесь значение. Самыми массивными и высокими были предметы меблировки первого ряда, а ближе к входной двери Зала они словно съеживались, как и влияние дворян, которым были эти стулья были предназначены.
Несмотря на то, что церемония должна была начаться только через полчаса, большинство мест было уже занято. Для многих вельмож последний прием перед началом войны с Фоллсом являлся чем-то навроде смотра. От того с нарядов их жен и дочерей струились водопады драгоценностей, блестели обнаженные плечи женщин, скрипели корсеты, а от ароматов парфюмерии было тяжело дышать.
Когда церемониймейстер проводил Риордана к его месту, приглушенный гул голосов Зала сначала поперхнулся, словно секретарь визира был костью, попавшей в коллективное горло, а затем загудел с новой силой. Риордан не сомневался, что часть этих разговоров и сплетен касается его скромной персоны.
Время шло, периодически открывалась двустворчатая входная дверь и церемониймейстер провожал новых гостей на предназначенные им места. Наконец, появился констебль Глейпина, граф Танлегер. Его назвали Посланником короля и без сомнения он являлся одной из самых влиятельных персон в Овергоре. Он всегда благоволил к Риордану, поэтому подошел, приветливо поздоровался и поинтересовался, как служба. Услышав, что все в порядке, граф Танлегер кивнул, как человек полностью поглощенный своими мыслями и ушел к своему стулу, который стоял ровно напротив трона короля.
Появление высшего фальцграфа не вызвало ажиотажа у гостей, но через несколько минут разговоры вельмож вдруг притихли, как будто на них кто-то шикнул. Это визир Накнийр, второй человек в государстве неторопливо прошествовал к своему креслу. Он кинул быстрый взгляд на Риордана, его тонкие губы на мгновение сложились в одобрительную улыбку, после чего глава репрессивной машины уселся рядом со своим секретарем и принялся пристальным взором, как граблями, расчесывать разноцветную и разнородную публику. Ему в ответ улыбались, склоняли головы, но Накнийр никак не реагировал на эти знаки внимания.
После того, как все высокопоставленные сановники заняли отведенные им места, пришел черед герцога Эльвара и его свиты. К родному брату королевы Эйны, как и ко всему его двору люди относились с опасением. Герцог был несметно богат, а значит несметно влиятелен даже без учета родственных связей. В последние полгода положение слегка изменилось, когда руку принцессы Веры отдали барону Унбогу, а не старшему отпрыску Эльвара. Победила партия графа Танлегера, с которым у дома герцога были непростые взаимоотношения. Посланник задумал и свершил эту блестящую интригу, как