Александра покачала головой и попыталась вырваться из его объятий. Но он продолжал крепко прижимать ее к себе, ярко синие глаза округлились от удивления.

— Нет. Я не могу. Позвольте мне уйти… пожалуйста!

Александра так и не поняла, отпустил ли ее герцог, или это она сама сумела вырваться на свободу. Их взгляды встретились, причем глаза Клервуда теперь были темными от плескавшейся в них ярости.

— Если вы играете в какие то игры, Александра, то должен заметить, что вы — большая мастерица, лучшая из всех, с кем мне приходилось сталкиваться.

Ну вот: теперь он считал ее женщиной, которая легкомысленно играет мужчинами и вертит ими так, как ей заблагорассудится! Александра повернулась и помчалась к двери, испуганная его обвинением и своим собственным нравственным падением. Она была слишком расстроенна, чтобы здраво все обдумать или даже просто слышать, преследует ли ее герцог.

Александра пробежала через весь дом, она была так решительно настроена спастись от коварного соблазнителя, что даже не остановилась в холле, чтобы попросить слугу принести ее пальто. С трудом сдерживая слезы, она добралась до входной двери — невозмутимые обычно швейцары теперь с удивлением таращились на леди, с которой явно было что то не так. Все еще не владея собой, она принялась дергать за дверную ручку. Швейцар поспешил прийти на помощь, и стоило двери распахнуться, как Александра вылетела наружу, прямо в дождь, и понеслась вниз по ступеням.

Повозки нигде не было видно. Александра вдруг вспомнила, как сама же просила позаботиться о своей лошади, которая теперь, должно быть, стоит в конюшне. Потерянная, запутавшаяся, незваная гостья беспомощно застыла на месте, глотая слезы. Что она наделала?..

— Мисс Болтон, — раздался совсем рядом голос герцога, сейчас его тон был резким, словно удар кнута. Над головой Александры он держал зонт.

Стараясь не оборачиваться и не смотреть в сторону Клервуда, она решительно направилась к конюшне. Обольститель двинулся следом, по прежнему держа над ней зонт.

Своей уверенной размашистой походкой он быстро опередил Александру и схватил ее за руку. Она успела заметить, что лицо герцога искажено злостью.

— Останьтесь.

— Отпустите меня!

— Вы промокли насквозь, и ваша старая кляча просто не вынесет обратной дороги до Эджмонт Уэй.

Александра наконец то взглянула в его недобро горевшие синие глаза и выдернула руку.

— Чего вы от меня хотите? — срываясь на истерику, закричала она. — Чтобы я осталась здесь, с вами? Сдалась на милость вашим желаниям, дала вам возможность удовлетворить свою похоть? Чтобы я подчинилась вашему приказу?

Явно еще пребывая во власти гнева, Клервуд вдруг заговорил более спокойно:

— Мне очень жаль, что вы столкнулись с такой нравственной дилеммой. И я не собираюсь удерживать вас силой, будто пленницу, Александра. Оставьте свою кобылу здесь, она хорошенько отдохнет. Я отошлю вас домой после того, как вы просушите свою одежду. И предоставлю вам право самой решать, что делать, раз уж вы так настаиваете.

Не веря своим ушам, Александра пристально посмотрела на герцога. Он ответил ей холодным взглядом и добавил:

— И все таки я предлагаю вам еще раз обдумать все преимущества возможных отношений со мной, особенно в свете того, что произошло несколько минут назад.

— Александра, — весело окликнул ее отец на следующее утро. — Я тебе уже говорил? Сегодня вечером к нам на ужин приедет сквайр.

Часы показывали половину одиннадцатого, и Оливия, как обычно, готовила Эджмонту завтрак. Отец не привык вставать раньше: отсыпался после ночных кутежей в обнимку с бутылкой. Александра разложила гладильную доску в одном из углов кухни и теперь приводила в порядок последнее из платьев с торжественного приема в Херрингтон Холл. Стараясь управиться с работой в срок, она не спала всю ночь.

— Нет, отец, что то не припомню, чтобы ты об этом упоминал, — отозвалась Александра спокойно, хотя на самом деле душу терзало волнение. В памяти то и дело всплывали события вчерашнего дня.

Клервуд сдержал свое слово. Он снова проводил ее в голубовато золотистую гостиную и оставил перед жарким камином, после чего исчез. Потребовался целый час, чтобы одежда Александры основательно просохла, потом ей подали горячий ужин. Она, конечно, пробовала возражать, но потом решила, что так даже лучше — обратная дорога в Эджмонт Уэй обещала быть долгой, сырой и холодной. Но Александра ошибалась, ожидая новой тряски по промозглой погоде: карета герцога была добротной и хорошо оборудованной, там было сухо и тепло. Дно экипажа было выложено горячими кирпичами, спинки сидений — обиты мехом. Крыша кареты не протекала, окна защищали надежные стекла. Возвращение в Эджмонт Уэй оказалось таким приятным, что Александре удалось заснуть — даже несмотря на душевные страдания и отчаяние.

Теперь она старалась сосредоточиться на своей работе: стоило нечаянно испортить платье, и пришлось бы покупать новый роскошный наряд, который был явно не по карману бедной швее. Александра внимательно смотрела на платье и утюг, но видела перед собой лишь темно синие глаза Клервуда. Она крепко сжимала утюг, но ощущала под пальцами лишь мускулистые плечи желанного мужчины. Безысходность этой ситуации рвала ее душу на части. Никогда и ничего она не желала с такой силой, чем просто забыть о его существовании.

Когда вчера вечером Александра вернулась в Эджмонт Уэй, отца дома еще не было. Это спасло ее от настойчивых вопросов и утомительных разговоров. Она не смогла бы придумать разумное или правдоподобное объяснение тому, почему вернулась домой в великолепной карете герцога. К счастью, лгать и изворачиваться не пришлось.

Кори и Оливия сначала хранили молчание, но потом, не выдержав, бросились донимать ее расспросами. Отказавшись объяснить хоть что либо, Александра уныло побрела наверх, чтобы улечься в свою постель и, как она надеялась, провалиться в блаженный, без изматывающих видений, сон. Но бордовые розы герцога стояли на комоде в большой вазе, снова и снова напоминая о ее мучениях.

Впрочем, сейчас Александру всерьез волновали и слова отца. Если сквайр собирался ужинать в их компании, ей требовалось продумать меню — а средств на покупку еды и приготовление мало мальски приемлемых блюд, увы, не было. Тщательно проглаживая малиново красный шелковый рукав, она поинтересовалась:

— Ты объяснил сквайру, что мы ужинаем в семь?

— Денни планирует приехать чуточку раньше, пропустить по стаканчику шерри. Он сказал, что хочет обсудить со мной одно личное дело, — с довольным видом ответил Эджмонт.

Александра почувствовала, как тревожно дрогнуло сердце, и безвольно опустила утюг на деревянную доску. Яркий, мощный образ Клервуда по прежнему господствовал в сознании, и, когда она подняла глаза на отца, снова увидела перед собой герцога. Его взгляд был полон гнева.

Этот коварный обольститель не привык, чтобы его отвергали. Но иного выхода у нее не было. И в сознании Александры вновь возник страстный поцелуй, который отныне связывал ее с Клервудом. В глазах застыли слезы, и Александре вдруг стало тяжело дышать. Она силилась понять причину своей грусти, но никак не могла разобраться в собственных чувствах. Так или иначе, но ей стоит раз и навсегда вычеркнуть из памяти это мгновение, этот восхитительный и страстный миг, который существовал только для них двоих.