И откуда мальчишка узнал? Словно получив удар ниже пояса, колченогий охранник съежился и постарался сделаться невидимым. Нерешительно шагнул в сторону — но в этот момент хмельная тетка, на мгновение потерявшая дар речи от столь неуважительного отношения к своей персоне, пришла в себя и истерически завизжала:

— Петя, я за кой хрен тебя бабки плачу?! Живо пацана в машину!

Петя с неудовольствием понял, что отрабатывать деньги и в этот раз придется, пачкая свою душу отвратительными делами.

— Я телохранитель, а не сутенер, — неожиданно для себя огрызнулся он.

Чувствовать себя цепным псом бывшему военному приходилось не раз, но впервые он попытался сопротивляться.

Однако мысль о больной жене и растущих детях очень быстро погасила искру зарождающегося протеста. Не торопясь, он двинулся в сторону мальчишки, стараясь избегать взгляда пронзительно голубых глаз.

— Друзья мои, вы наверняка меня неправильно поняли, — вновь вступил в разговор стоящий в стороне старичок и, обращаясь к подвыпившей женщине, четко произнес: — Это не тот мальчик, который вам нужен. Петя, ты особо не спеши выслуживаться. Два квадратных метра для тебя мы всегда найдем. Закопаем вместе с этой визжащей сучкой, чтобы не скучно было, — старик слегка скривив губы. — Там и порезвитесь.

Охранник вздрогнул — тяжелый взгляд сурового мужика пригибал к земле, вызывая дрожь в коленях. Оглядываясь по сторонам, хранитель крикливого тела заметил стоявших неподалеку типчиков и остановился, размышляя. Немолодые сутулые мужики, одетые непрезентабельно, как будто только что вышли из совкового прошлого и никак не могут найти дорогу назад. Он хорошо знал эту породу: злые волки, уже не голодные, но жестокие.

Заметив оценивающий взгляд телохранителя, один из них повернулся к пожилому мужчине и нетерпеливо бросил:

— Емеля! Давай либо валить этих извращенцев, либо валить отсюда, пока менты не нарисовались. Ты же знаешь, что у меня ксива паленая.

— Заткнись, Сивый! Для ментов ты с любым документом как красная тряпка для быка. Сидел бы в камере да не дергался, — проворчал тот, кого субтильные типы называли Емелей. Пожилой, с гневным властным взглядом, он вновь обратил внимание на телохранителя.

— Вижу, не по душе тебе детей для этого животного таскать. Иди! Мои ребята тебя не тронут. Если, конечно, сам не захочешь.

Великовозрастный Петя повернулся и, приволакивая больную ногу, быстро ретировался, бормоча на ходу невнятные извинения хозяйке. Он уже и не чаял, что события столь быстро и радикально изменят его дальнейшую жизнь, и теперь мысленно примерял форму охранника супермаркета.

Моментально протрезвевшая мадам, подобрав полы шикарной песцовой шубы, бросилась следом.

— Петя, постой! Ты не посмеешь меня бросить среди этого дерьма! — кричала она, на ходу сбрасывая маску высокомерия, и в голосе ее проскользнули умоляющие нотки.

Исчезла боярыня, осталась обычная испуганная женщина.

Парнишка повернулся к необычному старику. Тот добродушно улыбнулся и, приблизившись вплотную, прошептал:

— Ну что, глазастый, испугался? Не бойся!

— Я не боюсь! — с вызовом бросил мальчишка.

И чуть спокойнее добавил:

— Ты ровный и правильный, хоть и кровь на тебе.

— Смотри-ка, как излагает малец! А говорили, не в себе он, — удивился Емеля, обращаясь к подошедшим товарищам.

— А может, это не тот пацан? — неуверенно промычал тот, кого называли Сивым.

— Не суетись, Сивый, он это! На мир смотрит, ест глазами, словно первый раз видит, — старик говорил спокойно, убеждая всех в своей правоте — и, похоже, самого себя в первую очередь.

— Я вор, а не психопат! Это ты у нас людей насквозь видишь, тебе и карты в руки.

— Сивый, психопаты в психушке, — засмеялся старик, — а вот психологи… Те серьезные ребята. — Заметив вопрос в глазах мальчишки, он предложил. — Ну что, Слава, двинемся ко мне домой? Там и поговорим. Извини, твоего адреса я не знаю. Кстати, особо не церемонься, зови меня как все — Емеля. Безо всяких там «дядь», «дед» и прочей белиберды. В нашем деле все равны, и стар и млад.

Мальчишка кивнул, соглашаясь, и тут же посерьезнел, проваливаясь взглядом внутрь себя, потупил глаза. Слава — знакомое имя. На нем он и постарался сосредоточиться. Промелькнули показавшиеся на мгновение знакомые лица и тут же исчезли, оставив после себя ощущение чего-то давно забытого, но очень важного. Старик заметил, как парнишка встрепенулся, и участливо посмотрел в его глаза. Теплая волна сочувствия и дружеского расположения, исходившая от незнакомца, коснулась сознания подростка.

— Да, браток, голову тебе продуло основательно, — прозвучало в голове, хотя он готов был поклясться, что старик не произнес ни слова.

— Меня зовут Слава? — неуверенно спросил он.

Старик повернулся к стоящим в стороне товарищам и, вытянув руку, с пафосом, словно конферансье на концерте, произнес:

— Вячеслав Пугачев — потомок славного разбойника и моего тезки Емельяна, прошу любить и жаловать. Стало быть, он наш с самого рождения. Против генов не попрешь, как говорят ученые.

— Постой, постой! — возмущенно прищурился Сивый.

— Что-то я не пойму, куда это ты клонишь? Смотри, как закрутил: гены, наш с рождения! Хочешь сказать, что мы не отдадим этого доходягу Седому?

Паренек прислушался. Вячеслав Пугачев — неплохо звучит. Лучше, чем ничего, да и есть в услышанном сочетании что-то неуловимо знакомое. Он просклонял имя, как бы пробуя его на вкус, в надежде, что мозг вытолкнет на поверхность хоть какую-то ниточку, потянув за которую можно будет заполнить воронку, образовавшуюся на месте его прошлого. Память молчала, не желая делиться своими секретами, но это уже не волновало его так, как раньше. Он решил, что будет Вячеславом Пугачевым.

— Сивый, ты, похоже, забыл, каким доходягой ко мне пришел в первый раз, — Емельян прикрыл глаза. — Тебя тогда тоже вся Москва искала, и менты и братва.

— Да помню я все! — раздраженно бросил Сивый и моментально сник. И без того ссутулившийся, он стал похож на знак вопроса. Лицо посерело, глаза уставились в землю.

— А я ведь встал за тебя, хотя кроме геморроя ничего не поимел.

— Ну и что нам теперь — от бабок отказаться? — виновато, едва выговаривая слова, промямлил Сивый. — А если кто узнает, что мы нашли пацана и не отдали?

— Бабки! — возмутился Емеля, мгновенно преображаясь. — Мелкий ты человек, Сивый. Всю жизнь тебя ничего не интересовало, кроме бабок. — Судя по всему, разговор ему изрядно надоел. — Короче, кончай базарить! Пацана не отдам, и вам не позволю.

«Суровый дядька, сильный», — подумал Славка Пугачев, стараясь не отставать от своего спасителя.

Откуда-то из глубины подсознания всплыли осколки странных воспоминаний. В голове зароились чужие испуганные мысли; замелькали незнакомые лица, и Славка понял, что бывшая жизнь помаленьку возвращается к нему. Осталось только немножко подождать.