Я растерянно кивнула.

Оказалось, что я совершенно ничего не понимаю в людях. Мы сидели и целых три часа смотрели «Танцующий с волками». Кевин Костнер прекрасен в индейской одежде, тут никто не спорит, и все же я с отчетливостью понимала, что в эту ночь ничего не произойдет!

Я была потрясена. После просмотра фильма Шувалов уточнил, не против ли я провести ночь на его раскладном диване, церемонно поблагодарил меня за то, что не дала ему пропасть от скуки в гордом одиночестве, сказал, что у него уже сто лет не было таких прекрасных выходных, – и отбыл в какие-то свои тайные покои. Я сидела в его гостиной, на его диване, разложенном его заботливой рукой, и просто не знала, что думать! Я старательно прокрутила в голове всю свою жизнь, пытаясь припомнить, сколько раз со мной происходило нечто подобное. Оказалось, ни разу. Чтобы вот так, в пустой квартире, при полном согласии сторон… Может, он действительно хотел спать?

У меня же сна не было ни в одном глазу. Бессонница всегда ловила меня в расставленные силки, стоило мне перенервничать. Что ж, в тот вечер я тоже только и делала, что нервничала.

Часов около двух я пробралась по полутемной квартире на кухню и налила себе воды. Чем хороши кулеры, так это тем, что в них имеется уже ледяная водичка. Самый кайф для разгоряченной женщины. А еще лучше было бы оказаться внутри настоящего сугроба.

– Почему ты не спишь? – раздался низкий голос за моей спиной. Шувалов стоял передо мной в каких-то странных длинных клетчатых шароварах и такой же клетчатой фуфайке на пуговицах.

На миг я потеряла дар речи.

– Что-то не спится, – еле выдавила в итоге я.

– Мне тоже. – Он сел за стол и посмотрел на меня. Мы не зажигали свет. Молчали.

– Просто я не совсем понимаю, что я тут делаю, – честно призналась я, сглотнув.

– Я тоже, я тоже…

– Все очень странно. И кухня у тебя такая ледяная. Какая у тебя была жена? Красивая?

– Очень, – кивнул он.

– Так я и думала, – прикусила я губу и задумалась.

Он был всего в метре от меня, такой большой и сильный. Вот он – лишь протяни руку, но между нами отчетливо стояла какая-то невидимая стена, прозрачная и нерушимая. Рядом с ним всегда были другие женщины, а рядом со мной – другие мужчины. Мы даже говорили на разных языках.

– Я бы не хотел, чтобы ты думала, что я пытаюсь чем-то воспользоваться. – Его голос стал еще более низким. Или даже скорее зазвучал глухо, как из пустого колодца.

– Я это понимаю, – ответила я, хотя ничего не понимала. Все всегда пытались воспользоваться – моей молодостью, моими комплексами, моими мечтами выйти замуж. Почему это вдруг смущает его?

– Проблема в том, что я никому не верю, – зачем-то сказал он. – Никому. И даже тебе.

– Да? – как бы между прочим уточнила я. – И почему?

– Это не важно. Слушай. Я сейчас встану и уйду. Если хочешь, иди обратно в гостиную и ни о чем не думай. Утром я отвезу тебя домой.

– Или?

– Или… я не знаю, что тебе сказать. Мне сорок лет. Я многое в жизни видел. И я бы не хотел причинять тебе боль, но… мне нечего тебе предложить. Совсем. И ничего не могу обещать. За эти сорок лет я понял, что свобода – это главное сокровище, которое у меня есть. Я ничего не хочу, кроме спокойствия. Да, мне нужен только покой. Я уже не хочу никакой любви.

– Тогда почему я здесь? – спросила я. Мне было трудно дышать. Да уж, такого разговора у меня точно никогда еще не было.

– Если бы я знал. И все же имей в виду: я уверен, что будет лучше, если ты вернешься в гостиную.

– Да? – чуть не заплакала я.

– Да. Потому что, скорее всего, потом ты обо всем пожалеешь.

– Это мне решать! – нахмурилась я. – Ну, давай. Иди.

– Конечно, – пожал он плечами. И, чуть помедлив, ушел к себе, а я осталась сидеть в его замороженной кухне.

Лунный свет разливался синевой по белоснежной столешнице, я мяла в ладонях салфетку. Вокруг была тишина. Я подождала еще несколько минут, старательно вдыхая и выдыхая воздух. Дыхание сбивалось, и мне казалось – еще чуть-чуть, и я начну задыхаться.

– Потом я обязательно пожалею! – заверила я сама себя и встала.

Под ногами чуть скрипнул паркет. Около двери в гостиную я остановилась и еще раз попыталась как-то договориться с собственным сердцебиением. Ничего не вышло, и я пошла дальше прямо так. Зашла в ванную, посмотрела на себя в зеркало – серо-голубые глаза горели каким-то ненормальным блеском, резко очерченные темными кругами. Пьянству – бой! Я брызнула с ладоней на лицо пригоршню холодной воды и зажмурилась от удовольствия. Почему в жизни все так сложно? Зачем, в конце концов, мы должны что-то друг другу обещать? Я вспомнила, как много самых разных обещаний я слышала в жизни. Бывали даже случаи, что обещания звучали так прекрасно, что становились важнее того, кто их произносил. Так было с Кириллом – я была с ним именно потому, что он умел обещать. Хотела я быть с ним? Если честно, наверно, нет. Но была, потому что такими обещаниями не разбрасываются. Правда, их часто и не держат.

– Привет! – тихонько сказала я, приоткрыв дверь в его комнату.

Ответом мне была тишина. Я осторожно прошла внутрь и поняла, что это какая-то не та комната. Постер с металликой на стене, куча компьютерного хлама на столе. Все какое-то запущенное, нежилое.

– Я здесь, – услышала я и обернулась. В дверном проеме стоял Шувалов и насмешливо улыбался.

– А-а, здорово! – улыбнулась я в ответ. А что еще я должна была говорить?

– Это не та комната! – Он покачал головой и подошел ко мне.

Да, не было никаких обещаний. Только Шувалов, судорожно прижимающий меня к себе. Да, ни слова про любовь – только его жадные губы, против которых никак нельзя было устоять. Его поцелуй был жестким, даже болезненным, но именно о таком я и мечтала все это время. Или всю жизнь? Он ничего больше не спрашивал, не оставил больше для меня ни одного непринятого решения. Дальше я была только для него, только в его руках, и он это отлично знал. Он поднял меня и перенес к себе – туда, где была и большая постель, и теплый свет от свечи, и наш тихий бессвязный шепот. Та ночь перевернула во мне все, не оставив ничего прежнего. Потому что я вдруг узнала, что есть на свете кто-то, рядом с кем я забываю себя.

Конечно же, нормальные люди в такой ситуации обязательно бы все проспали. Но только не мы. Вернее, не Станислав. Наутро он принес мне кофе и сказал, что я могу воспользоваться старой косметикой его жены, чтобы замазать следы «этого беспредела».

– Беспредела? – ухмыльнулась я.

Всю дорогу до самой работы мы спорили из-за того, какую радиостанцию слушать, а Шувалов оттаскивал мои руки от панели приборов с криками, что я создаю аварийную ситуацию на дороге. Мне было плевать, а он пообещал, что издаст приказ, по которому весь управляющий состав фирмы будет обязан слушать только «Эхо Москвы». Я подняла глаза небу: